Золотой тролль - Ярослав Маратович Васильев

до самой весны. Промозглая сырость заброшенного склепа. Снег на югах большая редкость. Вместо этого всю зиму ледяные дожди, дожди со снегом или просто мокрый снег следующие три месяца будет глотать пылинки бледного зимнего солнца, болезненно-дождливо жалить окна, крыши и стены дробью промозглой влаги.

Сегодня же погода совсем озверела. Горизонт скрылся в мутной каше, дождь хлестал наотлёт как будто плетью, потоки брызгами стекали по взлётной площадке ковров, делая её скользкой. Где-то высоко последний птичий клин улетая, протяжным кликом плакал в вышине. Пока Гийом раскладывал и запускал ковёр, пальто напиталось влагой, да вдобавок выяснилось, что закапризничал полог. От дождя пассажира и ковёр защищает, сильфы тянуть не отказываются, но тепловая завеса не работает. И потому во время полёта влажный ледяной ветер хлещет в лицо. Так что, добираясь к Дюранам, Гийом довольно сильно закоченел. К тому же по правилам вежливости нехорошо приземляться прямо на крыльцо, ковёр принято сворачивать, убирать в специальный сарайчик возле ворот, а дальше идти по дорожке пешком. Ветер же разгулялся ещё сильнее, а от косого дождя не спасал и зонт. Хорошо хоть дверь открыли сразу.

– Здравствуйте, месье Грегуар. Я к вам буквально на минутку. Суд в понедельник, и хотелось бы рассказать чего и как.

– Здравствуйте, Гийом. Но сначала вы пройдёте в дом и поужинаете вместе с нами. И не спорьте, у вас уже зуб на зуб не попадает. Жюльетт, – крикнул он вглубь дома, – предупреди, что у нас за ужином ещё один человек.

Пришлось и в самом деле раздеваться и ужинать. Хотя стоило честно признать – месье Грегуар оказался прав, горячая еда и сразу, а не дома сначала готовить, помогла согреться и прийти в себя. А если вспомнить, что на работе забегался, и с обеда во рту маковой росинки не было… Да и со старшим сыном месье Грегуара, Ульрихом Дюраном, получалось встретиться не так уж часто, тот постоянно пропадал во Флоране. А мужик он оказался интересный, и знакомство с Гийомом быстро переросло в дружбу.

Поскольку говорить собирались о делах приватных, то ещё во время ужина кухарку отпустили домой, кофе принесла уже Жюльетт. Дальше семья замерла, ожидая слов Гийома.

– Итак, суд послезавтра, это четверг. В принципе, я говорил с прокурором, а через нашего архивариуса месье Леонара обратился к судье. Мы все сошлись на том, что меры принимать надо, но наша задача не устраивать показательную порку, а сделать так, чтобы ничего подобного не повторилось. Сначала новость очень хорошая. Мишель в итоге получит даже не условный срок, а общественных работ, пусть и максимально возможное число недель. Но хлебнёт позора по полной, увы. Особенно когда на суде озвучат, как им крутила эта Бланшар и как спала при этом с другим.

– Ничего, ему полезно, – отрезал Ульрих. – Зато запомнит на всю жизнь. И лучше так, чем если бы она от него залетела. Или ему подложили бы девицу специально, чтобы чего-то выведать и навредить семье. А остальные? Не получится, что станут говорить – Мишеля вытащили через связи, зато остальных закатали на каторгу?

– Тут всё тоже хорошо. Первый раз захотелось сказать спасибо, что эта Бланшар такая дура и с очень болтливым языком. Остальные, когда узнали, что это они из-за неё вляпались, да ещё про прочие её художества… В общем, парни и к показаниям Мишеля отнеслись нормально, и пошли на сделку со следствием. Прокурор, кстати, тоже вошёл в положение. Он тоже не оценил, что все его неприятности случились из-за одной дуры, слабой между ног и которая не нашла другого способа отвадить ухаживания Мишеля. Мы тут раскопали один старый закон. Остальная банда получит не тюрьму, а на пару лет колонию-поселение. С оговоркой, что после отбытия срока они не имеют права возвращаться жить в округ Флоран. Поселение – это не тюрьма, заодно все получат какую-нибудь рабочую специальность. И отметки в личном деле о тюремном сроке не будет. Возьмутся за ум – нормально проживут, не возьмутся – это уже их проблема. Ну а то, что они никогда обратно не вернутся, будет хорошим уроком для всех местных, кто хотя бы задумается чего-то подобное повторить.

– Спасибо, Гийом, – глава семьи пожал руку. – И даже боюсь представить, чего вам это стоило. Но это не всё? Вы ведь не только с этой хорошей новостью приехали?

– Не всё,– вздохнул Гийом. – Дальше я хотел предложить кое-что в рамках закона, но… В общем, попробуем Мишелю немного облегчить жизнь. Работать ему полгода на казарменном положении. В Бастони. У вас есть какие-то пожелания, куда его хорошо бы определить? Может, какие-то знакомства, чтобы за парнем присмотрели на эти полгода?

– В порт, – тут же сориентировался Ульрих. – У Дидье, это наш кузен, там работает хороший друг. Он за Мишелем присмотрит.

– Тогда сделаем так. Суд, и сразу же в пятницу я организую отправку Мишеля. Просто есть дело, по которому мне нужен повод уехать в Бастонь именно в пятницу. Без подробностей, извините, служба. Мишель как раз удачный повод, формально я вполне могу его сопровождать. Я сдаю Мишеля в тамошнее Управление. Если одновременно приедет кто-то из родственников и подаст просьбу, чтобы общественные работы назначили в порту, то я смогу за просьбу походатайствовать и проследить, чтобы её исполнили. И ни у кого во Флоране не возникнет вопросов, что мы парню делаем какие-то послабления по кумовству, это будет чистой воды совпадение. Вопрос, кто сможет поехать?

– Поеду – я, – решительно сказала Жюльетт. – Если просьбу подаст женщина, к ней прислушаются охотнее. Мама и не сможет, и для Мишеля будет позорно, что за него мама просит. А вот сестра – это нормально.

– Хорошо. Так тому и быть, – высказался глава семьи. – Едет Жюльетт.

Когда они сели в вагон, и поезд тронулся, на Гийома накатило ощущение дежавю. Снова купе того же поезда, снова чуть потряхивает во время движения вагон, а за окном пробегают поля. Ну и пусть осенние, а не майские, всё равно те же плоские как стол квадраты, чёрно-жёлтые от скошенной пшеницы и прелой рассыпанной соломы. И снова проводник только-только принёс из вагона-ресторана чай, стаканы в ажурных подстаканниках чинно стоят на подносе на специальном откидном столике в дальнем конце вагона. Рядом вкусной коричневой горкой куски сахара. Напротив сидит Жюльетт, а сейчас вернётся мэтр Робер, и они все трое будут пить чай с вафлями.

– Знаете, Гийом, у меня ощущение…

– Что мы никуда из поезда и не выходили? У