Девушка из Кашина - Г. Астафьев

что противник отошел, потеряв много убитыми и ранеными. Ночью мы разведывали маршрут на Идрицу. Ина отдыхала. Утром следующего дня мимо нас проехали телеги с ранеными партизанами. Слышу вдруг:　

— Александр Павлович!　

Я подошел к повозке.　

— Геннадий, что с тобой?　

— Да вот, как видите, зацепило ногу.　

— Тяжело?　

— Не очень, но отправляют за фронт.　

Вызвал Ину. Она проводила нашего земляка Геннадия Зайцева до деревни Шерстово, где расположился госпиталь.　

Часа через два Ина вернулась. Глаза заплаканы.　

— Как тяжело видеть страдания! Геннадий так мучается. Боится — ногу ампутируют. Жаль его и товарищей! Завтра утром их повезут за линию фронта. Удастся ли пройти? А вдруг они попадут к немцам? Не пощадят, изверги.　

Я старался успокоить ее, советовал написать и отправить с товарищами письмо домой. Ина послушно принялась за дело.　

Бригада двигалась ночами. Шли по шоссейной дороге на Россоны. На каждом шагу завалы, взорванные мосты. Днем отдыхали в деревнях. Кругом немецкие гарнизоны, но противник не решался нападать на нас. Так прошло трое суток.　

Подошли к линии железной дороги Великие Луки — Себеж. Ина только что вернулась из разведки. Было часа два утра. Решили отдыхать. Переход назначен на следующую ночь.　

Хорошо запомнилось мне это утро. Тихо. Прохладно. Место высокое, поросшее густым мхом, сухое. Шумят сосны.　

Мы выбрали углубление. Закрылись палаткой.　

— Как на перине! — говорит Ина.　

Она задумчиво смотрит на звезды.　

— А дома мама с Регинкой спят теперь сладким сном, — вслух говорит Ина. — И как далеко мы от них! Кто из нас подумал бы, папа, что все вот так получится? Мы с тобой вместе воюем. Да… Как все быстро меняется! Кажется, вчера я еще зубрила уроки, мечтала об институте, а теперь вот хочется только под теплое одеяло… Верно, папа, — смеется она, — для нашего счастья недостает только одеяла?　

Так мы лежим и тихо разговариваем. Становится холодно. Я встаю, быстро набираю большую охапку сухого мха и укладываю его поверх палатки.　

— Вот тебе и теплое одеяло, Инуля.　

Мы засыпаем.　

Следующей ночью перешли железную дорогу. Через день мы прибыли в деревню Малюзино. Выяснилось, что километрах в восьми находится молокозавод и волостное правление, где сидит отряд полицаев. На завод окрестному населению приказано сдавать молоко. Кроме того, немцы буйствуют по деревням, грабят избы, забирают яйца, сало.　

Небольшой группе разведчиков дано задание сжечь завод.　

Ина ползет рядом со мной. На рассвете наша группа окружает казарму заводской охраны.　

— Огонь!　

В ответ раздается несколько беспорядочных выстрелов. Мы врываемся в казарму.　

Один из застигнутых в ней жалобно кричит:　

— Не стреляйте, я ваш, я партизан.　

Ина быстро подбегает к нему, выхватывает из рук винтовку. Тем временем наши люди быстро выносят брошенное охраной оружие, снаряжение, боеприпасы. Охапка соломы пылает. Огонь быстро распространяется. И вот на фоне горящей казармы девушка в телогрейке, с карабином в руках, а перед нею верзила в каске, что-то жалобно и невнятно бормочущий. Девушка отвела в сторону глаза — и сколько же в этих глазах презрения и брезгливости!　

Завод горит. Мы идем к волости. Ина подходит ко мне:　

— Товарищ замкомбрига! Прикажите передать пленного кому-нибудь из бойцов.　

Я подзываю бойца и приказываю увести полицая к месту сбора.　

— Знаешь, — шепчет мне Ина, — не могу смотреть, тошнит: так он мне гадок, так противен! Хочется плюнуть в его поганую рожу. Как это он мог пойти служить немцам? Трус проклятый!　

Вскоре все покончено и с волостью. Мы уходим в наш лесной лагерь.　

Утром разведка донесла, что немцы готовят экспедицию против нас. Я собрал разведчиков и ушел в засаду на перекресток дорог. Люди расположились на холмике в кустах. Сзади нас небольшой хуторок. В саду одинокая яблонька. На верхушке ее среди желтеющих листьев, при свете проглянувшего солнца, я увидел чудом уцелевшее яблоко. Напало какое-то озорство: я сполз с холма и палкой сбил яблоко. Вернулся и протягиваю его Ине.　

— Папочка, милый, откуда ты взял? — невольно вскрикивает она. — Это ж антоновка! — Она достала нож, разрезала яблоко пополам и протянула половину мне. — Нет, нет, не отказывайся, — говорит она, — обязательно вместе. Как давно я не ела яблок! А помнишь, сколько было фруктов на Кавказе? Как давно это было! Помнишь море? Какое оно тихое, ласковое, особенно по вечерам, и шумит… А помнишь, как мы в горах с тобой поймали черепаху и Регинка в охапке несла ее?　

— Помню, все помню. Помню даже, как ты не поладила с вожатым и капризничала, — улыбаюсь я.　

— Да, папа, тогда я была глупая..　

Справа от нас ударил немецкий пулемет. В ответ послышались винтовочные выстрелы. Один из местных партизан определил, что стреляют на переправе через реку Великую.　

Мы поднимаемся и лесом, по прямой, быстро идем к переправе. Выстрелы все реже. Идем глубоким оврагом. Затем выползаем на высотку. Залегли.　

— Справа в кустах немцы, — шепчет Ина.　

Я поднимаю бинокль и метрах в двухстах на противоположном берегу ясно различаю фигуры в серо-зеленых мундирах. Немцев, по-видимому, немного. Они прощупывают переправу. Из передних кустов короткими очередями бьет немецкий пулемет. Мы засекаем его. Приказываю открыть огонь из пулемета и винтовок. Коля Виноградов устанавливает около меня свою «машинку». Длинная очередь. Ина, тщательно прицеливаясь, методически бьет из карабина. Над нами щелкают пули. Немцы бьют разрывными.　

Виноградов меняет позицию. Я вижу, как зеленые фигуры скрываются за кустами. Свист и разрывы пуль над головами прекращаются. Противник отходит.　

Через некоторое время двое партизан и Ина переправляются через реку. Проходит около часа. Разведчики возвращаются с немецкой пилоткой, котелком и ложкой. Докладывают, что, судя по следам, у переправы было двадцать пять — тридцать немцев с одним пулеметом. Ушли в направлении Идрицы.　

После полудня вдвоем с Иной верхом отправляемся в разведку. Нас провожает местный партизан. Вскоре выяснили, что немцы концентрируют силы. Мы решили дождаться темноты, так как днем разведку продолжать небезопасно.　

Располагаемся на небольшой сопке, поросшей лесом. Стреноженные кони пасутся в овраге. Осенний вечер. Солнце золотит верхушки сосен. Березы и осины стоят в осеннем уборе. Над нашими головами еле слышно шелестит лес. Перед нами тихое озеро.　

— Посмотри, папа, как хорошо вокруг. Какие чудесные места! Как красиво это озеро, сосны! Здесь отдыхать бы, а не воевать.　

Я смотрю на свою дочь. Упрямая прядочка выбилась из-под платка. Золотистая косичка упала па плечо.　

— Папа, когда кончится война, на этом месте надо будет построить дом отдыха. Обязательно надо построить. Люди будут отдыхать, любоваться чудесным видом, дышать прозрачным воздухом, купаться в озере, будут свободно днем и ночью ходить здесь, не прячась, как мы сейчас. Вон там, —