Уход Толстого. Как это было - Виталий Борисович Ремизов

Л. Н. Толстой с дочерью Александрой. Ясная Поляна. 1908

Л. Н. Толстой на лавочке под «деревом бедных». 1908. Фотография П. Е. Кулакова

Из дневника Александры Львовны Толстой

28 октября

«С вечера 27-го было особенно тяжелое настроение. Сначала матери не было за чаем, она занималась корректурой, и мы сидели за чаем вчетвером: папа, Душан, Варя и я. Отец пил землянику. Через некоторое время пришла мать. Я встала, взяла свою чашку чая и молча вышла. Не просидела я в своей комнате и пяти минут, как пришла Варя:

— Лев Николаевич, как только ты ушла, встал, взял свою чашку земляники и вышел. […]»[110].

28 октября

Около 2–3 часов ночи

[СОФЬЯ АНДРЕЕВНА ЗАХОДИТ В СПАЛЬНЮ К МУЖУ, СПРАШИВАЕТ «О ЗДОРОВЬЕ» И УДИВЛЯЕТСЯ НА СВЕТ, КОТОРЫЙ ОНА ВИДИТ У НЕГО. — В. Р.]

Из дневника Льва Николаевича Толстого

28 октября

Лег в половине двенадцатого. Спал до 3-го часа. Проснулся и опять, как прежние ночи, услыхал отворяние дверей и шаги. В прежние ночи я не смотрел на свою дверь, нынче взглянул и вижу в щелях яркий свет в кабинете и шуршание. Это С. А. что-то разыскивает, вероятно, читает. Накануне она просила, требовала, чтобы я не запирал дверей. Ее обе двери отворены, так что малейшее мое движение слышно ей. И днем, и ночью все мои движения, слова должны быть известны ей и быть под ее контролем. Опять шаги, осторожное отпирание двери и она проходит. Не знаю отчего, это вызвало во мне неудержимое отвращение, возмущение. Хотел заснуть, не могу, поворочался около часа, зажег свечу и сел. Отворяет дверь и входит С. А., спрашивая «о здоровье» и удивляясь на свет, который она видит у меня. Отвращение и возмущение растет, задыхаюсь, считаю пульс — 97. Не могу лежать и вдруг принимаю окончательное решение уехать. Пишу ей письмо, начинаю укладывать самое нужное, только бы уехать. Бужу Душана, потом Сашу. Они помогают мне укладываться. Я дрожу при мысли, что она услышит, выйдет сцена, истерика, и уж впредь без сцены не уехать…

Л. Н. Толстой в яснополянском кабинете за работой. 1909. Фотография С. А. Толстой

Письмо Льва Николаевича Толстого, оставленное жене в ночь ухода из Ясной Поляны

«Отъезд мой огорчит тебя. Сожалею об этом, но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым. Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни.

Пожалуйста, пойми это и не езди за мной, если и узнаешь, где я. Такой твой приезд только ухудшит твое и мое положение, но не изменит моего решения. Благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был виноват перед тобой, так же как и я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мной. Советую тебе помириться с тем новым положением, в которое ставит тебя мой отъезд, и не иметь против меня недоброго чувства. Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, и перешлет мне, что нужно; сказать же о том, где я, она не может, потому что я взял с нее обещание не говорить этого никому.

Лев Толстой. 28 октября

Собрать вещи и рукописи мои и переслать мне я поручил Саше. Л. Т.»[111].

Письмо Л. Н. Толстого к С. А. Толстой об уходе. 28 октября 1910 г. Ясная Поляна. Автограф

Письмо Л. Н. Толстого к С. А. Толстой об уходе. 28 октября 1910 г. Ясная Поляна. Автограф (окончание)

* * *

Несмотря ни на какие семейные трудности, Толстой ни на минуту не останавливал творческую писательскую деятельность.

С июня по октябрь 1910 года постоянно вел сначала один дневник, потом два сразу, семь записных книжек, отдельные листы к ним.

Осуществлял корректуру отдельных книжек и книжечек (разделов) «Пути жизни»: «Излишество», «Тщеславие», «Ложная наука», «Слово», «Смирение», «Неравенство», «Наказание», «Ложная вера», «После смерти», «Для души», «Половая похоть», «Гнев», «Гордость»…

Как публицист и философ Толстой написал Доклад для конгресса мира в Стокгольме, Обращение к Славянскому съезду в Софии, последнее предисловие к «Пути жизни», [Воспоминание о Н. Я. Гроте], статьи «О безумии», «О социализме», «Действительное средство». Как художник он создал рассказы «Нечаянно», «Благодарная почва», сказки «Всем равно», «О молодом царе, ушедшем в работники», продолжал работать над произведением «Нет в мире виноватых».

В нем жил темперамент художника. Обдумывал написание произведения на тему «Блудница. Мать», создание оригинального жанра «Очерк характеров», мечтал художественно запечатлеть «изображение всей пошлости жизни богатых и чиновничьих классов и крестьянских рабочих», написать рассказ на «хороший сюжет» о «священнике, обращающем свободного религиозного человека, и как обратитель сам обращается». Толстому хотелось писать «что-нибудь художественное», но душу тяготила тяжелая атмосфера в доме, она перекрывала свободное дыхание для свободного творчества.

В «Дневнике для одного себя» 2 октября 1910 года он с грустью пишет: «Нынче живо почувствовал потребность художественной работы и вижу невозможность отдаться ей от нее, от неотвязного чувства о ней, от борьбы внутренней. Разумеется, борьба эта и возможность победы в этой борьбе важнее всех возможных художественных произведений». И за день до ухода, 26 октября, он сетует на отсутствие условий для свободного творчества: «Видел сон. Грушенька, роман, будто бы Ник. Ник. Страхова. Чудный сюжет. Написал письмо Черткову. Записал… „О социализме“. Написал Чуковскому „О смертной казни“. Ездил с Душаном к Марье Александровне. Приехал Андрей. Мне очень тяжело в этом доме сумасшедших».

Необходимо было сделать шаг навстречу свободе, и он сделал его.

«Я отстоял свою свободу. Поеду, когда я захочу»[112].

Уход

«Мы все братья у одного Царя»

1910

ТАЙНЫЙ ОТЪЕЗД ИЗ ЯСНОЙ ПОЛЯНЫ

Из «Яснополянских записок»

Душана Петровича Маковицкого

28 октября. Около 3 часов утра

«Утром, в 3 часа, Л. Н. в халате, в туфлях на босу ногу, со свечой, разбудил меня; лицо страдальческое, взволнованное и решительное.