Крымская война: история - Орландо Файджес

гарантировал права России по договору (предположительно относящимся к Кючук-Кайнарджийскому договору 1774 года) представлять православных не только в Святых местах, но и по всей Оттоманской империи. Если бы французы стали оказывать сопротивление греческому контролю над Храмом Гроба Господня, Меншиков имел право предложить султану тайный секретный союз в котором Россия предоставит к услугам султана флот и 400 000 солдат, если это будет необходимо против западной державы, при условии, что он использует свой суверенитет в пользу православных. Согласно записям в дневнике, Меншиков получил в свое распоряжение армию и флот «и должность полномочного посланника мира или войны». Его инструкции подразумевали использование и убеждения и угрозы военных действий. Царь уже одобрил планы по оккупации дунайских княжеств и предоставления им независимости, если турки откажутся принять требования Меншикова. Он приказал выдвинуть 140 000 солдат к границам княжеств и был готов использовать войска совместно с Черноморским флотом для захвата Константинополя в момент отъезда Меншикова из турецкой столицы, куда он прибыл на фрегате с подходящим названием Громоносец 28 февраля. Огромная толпа греков приветствовала его прибытие в порту, где они собрались для его встречи. Меншикова сопровождала большая свита из военных и морских офицеров, включавшая генерала Непокойчицкого, начальника штаба 4-го армейского корпуса, вице-адмирала Владимира Корнилова, начальника штаба Черноморского флота, чьей целью было изучение оборонительных сооружений Босфора и Константинополя для подготовки молниеносного нападения{124}.

Требования Меншикова имели мало шансов на их принятие в их первоначальной форме. Тот факт, что царь думал, что он может добиться успеха, показывает насколько далек он был от политических реалий. Черновик сенеда подготовленный Нессельроде простирался далеко за границы спора о Святых Землях. По сути Россия требовала нового договора, который бы подтвердил её права на защиту греческой церкви по всей Оттоманской империи и (так как православные патриархи назначались пожизненно) без какого-либо контроля со стороны Порты. Европейская Турция стала бы русским протекторатом и Оттоманская империя на практике бы стала зависимой от России под постоянной угрозой её военной мощи.

Но каковы бы не были у адмирала шансы на дипломатический успех их свело на нет поведение Меншикова в турецкой столице. Через два дня после прибытия он нарушил дипломатические приличия и оскорбил турок своим появлением в гражданской одежде и пальто вместо парадной военной формы во время его почетного приема Портой. Встретившись с великим визирем Мехметом Али Меншиков тут же потребовал отставки Фуада Эфенди, министра иностранных дел, который уступил французам в ноябре и отказался продолжать дальнейшие переговоры до тех пор пока новый, устраивающий русских министр не будет назначен. Намеренно оскорбляя Фуада Меншиков отказался общаться с ним ввиду большой толпы; это было демонстрацией того, что министр враждебный России «будет унижен и наказан на виду у всего двора султана»{125}.

Турки были поражены поведением Меншикова. Однако скопление русских войск в Бессарабии не беспокоило их настолько, чтобы уступить его требованиям. Проглотив свою гордость они даже позволили русскому переводчику проинтервьюировать преемника Фуада, Рифаат-пашу от имени Меншикова перед тем как назначить его министром. Но продолжавшиеся запугивания Меншикова, его угрозы разорвать дипломатические отношения с Портой, если они не удовлетворят его требования немедленно, отталкивало турецких министров и все больше склоняло их к сопротивлению его давлению и обращению к британцам или французам на помощью. Это было вопросом защиты турецкого суверенитета.

В конце первой недели миссии Меншикова суть его требований либо утекла, либо была продана турецкими чиновниками всеми западным посольствам и нервничающий Мехмет Али провел консультации со французским и британским поверенными в делах, тайно прося их прислать флоты в Эгейское море в том случае, если они понадобятся для защиты турецкой столицы от нападения русских. Полковник Роуз был особенно встревожен действиями Меншикова. Он боялся, что русские собираются навязать туркам новый Ункяр-Искелесийский договор «или что-то еще ужаснее», оккупацию Дарданелл (очевидное аннулирование договора 1841 года о проливах). Он считал, что он должен действовать не ожидая возвращения Стратфорда Каннинга, который ушел с поста посла в январе, но был заново назначен правительством Абердина в феврале. 8 марта Роуз послал быстрым пароходом сообщение к вице-адмиралу сэру Джеймсу Дандасу на Мальту, призывая его привести его эскадру к Урле, рядом с Измиром.

Дандас отказался подчиниться приказу без его подтверждения правительством в Лондоне, где группа министров, которые позже станут известны как «внутренний кабинет» Крымской войны[20] встретилась 20 марта для обсуждения призыва Роуза. Министры были озабочены наращиванием сил русской армии в Бессарабии, «обширными военными приготовлениями в Севастополе», и «враждебным языком» Меншикова по отношению к Порте.

Убежденные в том, что русские готовятся разрушить Турцию, Расселл склонялся к тому, чтобы отправить флоты к Босфору и захватить турецкую столицу, так чтобы Британия и Франция смогли бы использовать защиту конвенции о проливах в качестве повода к полномасштабной морской войны против России на Черном море и на Балтике. Поддержанный Палмерстоном Расселл имел бы на своей стороне симпатии британской публики. Однако другие министры были осторожнее. Они настороженно относились к французам, которых они до сих пор почитали военной опасностью, и не соглашались с Расселлом в том, что англо-французский альянс нейтрализует опасность французского парового флота британскому доминированию на морях. Они считали, что французы спровоцировали русских, которые заслуживают уступок в Святых местах и доверяли заверениям барона Брунова («как джентльмену»), что намерения царя остаются мирными. На этом основании они отказали Роузу в эскадре. Им казалось, что это не дело поверенного в делах вызывать флот и решать вопросы мира и войны. Роуз позволил себе подпасть под влияние «тревожности турецкого правительства… и слухов ходящих по Константинополю о наступающих русских армии и флоте». Министры решили, что они дождутся возвращения Стратфорда Каннинга в турецкую столицу и выработают мирное решение{126}.

Новости о вызовы Роузом эскадры Дандаса дошли до Парижа 16 марта. Три дня спустя на встрече кабинета для обсуждения ситуации Дрюон де Люи, министр иностранных дел, нарисовал картину неминуемой катастрофы: «последний час Турции пробил и мы должны ожидать увидеть двуглавого орла (Романовых) на башнях Св. Софии». Дрюон отбросил идею послать флот, по крайней мере, до тех пор пока его не пошлют британцы, на тот случай, если они вдруг окажутся изолированными в Европе, которая боялась возрождения наполеоновской Франции. Эту же позицию заняли и другие министры за исключением Персиньи, который заявил, что Британия «будет рада встать с нами на одну сторону» если Франция займет твердую позицию, чтобы «остановить марш России на Константинополь». Для Персиньи это было вопросом национальной чести. Армия, которая совершила переворот