Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Нил Каплан

на протяжении многих поколений, является основным камнем преткновения для всех, кто уже в наше время пытается найти решение израильско-арабского и/или израильско-палестинского конфликтов. После дипломатического прорыва в Осло и начала прямых израильско-палестинских переговоров в 1993 г. заявляемое беженцами «право на возвращение» занимает важное место среди препятствий на пути к достижению всеобъемлющего и прочного мира, являясь одним из самых острых нерешенных вопросов в палестино-израильской дипломатии.

Накба и Шоа: снова жертвы против жертв

И словно проблема палестинских беженцев сама по себе недостаточно сложна, она усугубляется, когда к ней добавляются аргументы о связи между Холокостом и борьбой за Палестину, то есть о взаимосвязи трагедий европейских беженцев-евреев и палестинских беженцев-арабов. В 1947–1949 гг., во время и после боевых действий, имели место не одна, а две волны принудительной миграции, вызвавшие осложнения, которые будут сказываться на жизни многих поколений. Сотни тысяч палестинских арабов бежали или были изгнаны, оставив дома и имущество, которые новое государство Израиль, стремясь сгладить острый дефицит жилья, передало многим из сотен тысяч беженцев-евреев, томившихся после войны в европейских транзитных лагерях, а также «арабским евреям», покинувшим свои дома и бросившим свое имущество в арабских и мусульманских странах в 1948–1951 гг.[256] Трагедию отдельных еврейских и палестинских семей, связанных историями потерь и перемещений, убедительнее любых цифр и статистических данных доносят до нас произведения художественной литературы и кино[257].

Многие израильтяне в то время надеялись, что это явление будет восприниматься как «обмен населением» (как это произошло, например, между Грецией и Турцией после Первой мировой войны) и таким образом проблема беженцев будет быстро решена. Арабские государства и палестинцы отказывались рассматривать проблему беженцев (и предлагаемое для нее решение) в этих терминах; с их точки зрения, невинных палестинских арабов несправедливо заставили расплачиваться за Холокост, за грехи Европы.

Израильтяне и сионисты по сей день расходятся во мнениях с палестинцами и арабами относительно того, в какой степени тяжелое положение европейского еврейства в 1940-е гг. следует увязывать с сионистскими планами и претензиями на Палестину — это наше седьмое основное противоречие, сформулированное выше в этой главе. Считаным интеллектуалам удалось порвать с консенсусом, сложившимся в их национальных общинах по этому в высшей степени эмоциональному вопросу[258]. Подавляющее большинство, рассуждая о связи между этими двумя проблемами, занимает глубоко прочувствованные, не поддающиеся опровержению или переубеждению позиции, ставшие частью национальных нарративов двух сторон с их взаимной склонностью воспринимать себя как жертву. Победа Израиля на поле боя принесла евреям ткума (избавление) после чудовищных гонений Шоа. Ацмаут (независимость) и государственность сделали из этих евреев и сионистов первых израильтян. По их мнению, именно агрессия и затем военное поражение арабов в 1948 г. стали причиной Накбы — потери палестинских земель, утраты шанса на создание национального государства и появления множества беженцев, рассеянных по всему региону и за его пределами.

Ощущение несправедливости преследований, тупика, в котором они оказались из-за Холокоста и первой войны в Палестине, пустило глубокие корни в душах многих палестинцев; его и сегодня не под силу развеять никаким объяснениям или контраргументам. Некоторые палестинцы осуждают сионистов и евреев за, как они это видят, манипулирование чувством вины за преступления Холокоста в стремлении игнорировать законные требования и проблемы палестинцев; по мнению Раджи Шехаде, израильтянам «спускали с рук преступления [против палестинцев в условиях оккупации], потому что сочувствовали им из-за Холокоста». Но это «выданное под влиянием эмоций особое дозволение», надеется он, «в конце концов исчерпает себя»[259]. Даже выражая сочувствие израильским евреям в связи с сорокалетней годовщиной Холокоста, именитый палестино-израильский писатель Эмиль Хабиби все равно охарактеризовал этот геноцид «как первородный грех, который позволил сионистскому движению убедить миллионы евреев в правильности избранного курса». Свое эссе Хабиби завершает следующим предложением: «Если бы не ваш — и всего человечества — Холокост во Второй мировой войне, катастрофы, до сих пор определяющей судьбу моего народа, не могло бы случиться»[260].

Кто-то может рассматривать сложившуюся ситуацию подобно Исааку Дойчеру с его аллегорией о прыгающем из горящего здания человеке, которая уже приводилась в главе 2 (в разделе «Аналогии и аллегории»). Но большинство израильтян отказываются считать себя, а также спасение остатков европейского еврейства причиной бед палестинских беженцев. Они отвечают, что до 1948 г. еврейская иммиграция в основном шла на пользу местному арабскому населению, а не «рухнула» на него и не «покалечила» и что арабский «пострадавший» не просто «клянется, что заставит его заплатить», но творит и кое-что похуже, запуская тем самым цикл насилия — отличительную черту этого конфликта. Израильтяне полагают, что эта аллегория, кроме всего прочего, упускает из виду страстное желание сионистов переселиться в Палестину/Эрец-Исраэль, существовавшее задолго до Холокоста. Кроме того, аналогия с выпрыгнувшим человеком не учитывает безразличия международного сообщества, которое могло бы открыть для переживших Холокост и другие двери, позволив выпрыгнувшему из горящего здания приземлиться где-нибудь в другом месте, не причинив вреда стоящему внизу палестинцу. Наконец, помня о неприязни, которую арабы испытывали к сионизму как до, так и после Холокоста, а также о периодических вспышках антисемитизма по всему миру, израильтяне видят Холокост в ином свете. Для них он и сегодня остается «незажившей раной»[261].

Глава 7. Израиль и арабские государства, 1949–1973 гг.

Палестинский вопрос после 1949 г.

Конфликт, за развитием которого мы наблюдали в предыдущих главах, был столкновением прежде всего сионистов и палестинцев в их борьбе за контроль над Палестиной/Эрец-Исраэль. К 1949 г., когда смолкли пушки, палестинцы — вследствие общего упадка, начавшегося с подавления восстания 1936–1939 гг., — исчерпали свои силы. Теперь они представляли собой рассеянный, обезглавленный народ, лишенный своей территориальной базы; многие вели зависимую жизнь беженцев. Подмандатная Палестина исчезла с карт: ей на смену пришел Израиль, а меньшие части бывшей Палестины были присоединены к Иордании (Западный берег) и Египту (Газа). В следующие два десятилетия собственно палестинские процессы отошли на второй план на фоне нового регионального конфликта, в котором столкнулись Израиль, Сирия, Иордания и Египет.

Поскольку единого палестинского народа, объединенного национальным движением и стремящегося к созданию независимого палестинского государства, на тот момент не существовало, некоторые решили, что не существует более и никакой палестинской проблемы или вопроса. Израильтяне теперь строили свои политические, военно-стратегические и прочие планы в контексте двусторонних или многосторонних отношений с другими суверенными государствами. Противостояние сионистов/израильтян и палестинских арабов — двух соперничающих национальных общин, которые до 1948 г. добивались суверенитета над одной и той же территорией, — в этот период стихло и возобновилось лишь после 1967 г. (см. главу 8). На протяжении нескольких десятилетий