Наши за границей - Николай Александрович Лейкин

– Пусть и сардинки убирает. Вовсе я не желаю такие сардинки есть, которые рядом с погаными улитками лежали, – прибавила Глафира Семеновна. – Алле… Иль не фо па. Рьян иль не фо па. Селеман ле бульон. Доне бульон[262]. Уж и ты, Николай Иваныч, не ведь что спрашиваешь, ел бы без закусок! – напустилась она на мужа, продолжая сидеть, отвернувшись от вскрытых раковин.

Слуга недоумевал.

– Mais, madame, c’est ce que vous avez demandé…[263] – бормотал он.

– Прене… Прене прочь. Ну не манжон па се шоз…

– Oh! Comme il est difficile!..[264] – вздохнул слуга и понес закуски обратно.

Супруги принялись за бульон.

– Вода, а не бульон, – сказала Глафира Семеновна и, хлебнув нисколько ложек, отодвинула от себя тарелку. – И это хваленый Париж! Хваленая французская кухня!

– В ресторане, где даже за вход берут рубль шесть гривен, – прибавил Николай Иванович и сказал слуге: – Ну, пуасон. Скорей пуасон… Да не такой пуасон, который давеча подал.

– Сомон, сомон… Пуасон сомон[265], – подтвердила Глафира Семеновна.

Подали вареную лососину под соусом, но без гарнира. Порции были так малы, что супруги просто ахнули.

– И это де порсион? Де… Для двоих? Пур де? – спрашивали они слугу.

– Oui, monsieur.

– Да ведь это по разу в рот положить. А где же гарнир? Где картофель?

– Вуй, вуй… У э пом де тер? – бормотала Глафира Семеновна.

– Mais vous avez désiré seulement le saumon, madame[266].

– Да уж пом де тер само собой разумеется.

– Je vous apporterai tout de suite, madame[267], – сделал движение слуга.

– Да уж где тут апорте! Когда тут принесешь! Гляди. Вот твоя порция…

Николай Иванович поддел на ложку свою порцию лососины и отправил ее в рот.

– Анкор пуасон. Четыре порции этой пуасон. Катр порсион… – говорил он, прожевывая лососину.

– И пом де тер… – прибавила Глафира Семеновна.

– Quelles pommes désirez-vous, madame?[268] – спрашивал слуга.

– Кель пом! Обыкновенный пом… Вареный пом.

Лакей улыбнулся и через пять минут принес еще четыре порции лососины и отдельно целую гору жареного тоненькими палочками картофеля – pommes frites.

– Вот дурак-то! Жареный картофель к вареной рыбе подает! – воскликнул Николай Иванович.

– Да уж ешь. Только бы наесться, – сказала жена. – А только удивительно, какой здесь бестолковый народ в Париже.

Порции бифштекса были еще меньше. Супруги уж не возражали.

– На смех, просто на смех… – пробормотал Николай Иванович, забивая себе в рот свою порцию бифштекса, сжевал ее и принялся пить вино.

– Я голодна, Николай Иваныч, – жаловалась Глафира Семеновна.

– Да и я то же самое. Только чуть-чуть червяка заморил. Ведь с утра не ели, а теперь седьмой час. Придется часа через два переобедывать. Вот допьем вино да пойдем искать другой ресторан. Индейки какой спросим, что ли, гуся поедим… Гарсон! Комбьян? – обратился Николай Иванович к лакею и полез в карман за деньгами, чтобы заплатить за обед.

Лакей сунул ему те карты, которые были получены при входе, и указал на кассу.

Супруги поднялись с места и направились к выходу.

XXXII

– Шестнадцать французских четвертаков взяли за все про все, – говорил жене Николай Иванович, когда они вышли из ресторана Дюваля. – Что-то больно дешево. Ты рассчитай, что ведь мы вина потребовали на восемь четвертаков. Бутылку красного в четыре четвертака и бутылку белого в четыре четвертака. Стало быть, за еду пришлось всего восемь четвертаков. А ведь мы десять порций съели, шесть порций одной лососины. Положим, порции такие, что один раз в рот положить, но все-таки… Нет, стало быть, за вход в ресторан с нас ничего не взяли. Ничего… С какой же стати при входе два этих самых билета-то нам всунули? – рассуждал он про дювалевские рассчетные карты – addition. – Нет, это недорогой ресторан, ежели так рассудить.

– Да уж брось… Ну что тут считать. Все равно в этот ресторан я больше никогда не пойду, – отвечала Глафира Семеновна. – Помилуйте, улиток каких-то в раковинах нам сунули! Мы спрашиваем рыбу, явственно уж, кажется, говорю – пуасон сале, – а нам суют улиток. Надо заметить этот ресторан, чтобы не попасть в него как-нибудь по ошибке, – прибавила она, оглянулась и вдруг увидала большую, освещенную газом вывеску, гласящую по-французски: «Театр египтян и арабов». – Николай Иваныч, вон там арабский театр… арабский и египетский… Возьмем билеты и посмотрим. Наверное, что-нибудь забавное.

– Да ведь ни ты, ни я ни по-египетски, ни по-арабски не знаем, – дал ответ муж.

– Да тут и не надо знать. Просто так посмотрим. Ведь уж как по-французски представляют, мы нынешнее лето и в Петербурге в «Аркадии» видели, а тут по-арабски и по-египетски.

– Ну что ж, зайдем.

– Да конечно же зайдем, возьмем недорогие места, а не понравится – и вон. Даже и лучше, если недолго просидим. Надо пораньше домой… Я ужасно устала, и мне только бы до постели. Поужинать-то и у себя в гостинице спросим. Ведь уж наверное в гостинице есть ресторан.

– Смотри-ка… Смотри-ка… Что это впереди-то?..

Супруги завернули за угол, и глазам их представилась великолепная картина освещенных разноцветными огнями фонтанов. Струи и столбы воды играли всеми цветами радуги и рассыпались бриллиантовыми брызгами. Эйфелеву башню также освещали белыми матовыми лампами по всем этажам, а с фонаря башни в темноте ночи расстилалась по небу громадная полоса друммондова света[269]. Картина была поразительная, и супруги остановились.

– Вот это хорошо! – невольно вырвалось у Николая Ивановича.

– Да, да… Действительно превосходно, – отвечала Глафира Семеновна. – Смотри-ка, как с башни электричество-то пущают.

– Это не электричество… Разве электричество такое бывает! Вон у нас на Невском электричество-то! А это, это… Как его? Это магнитизм… Животный магнитизм[270], должно быть.

– Полно, полно. Животный магнитизм совсем другое. Животным магнитизмом усыпляют. Я читала. То из человека выходит… из его живота… Это особенные такие люди есть, которые из себя животный магнитизм испускают, и называются они медиумы.

– Да нет же, нет. Ну что ты меня морочишь! Где медиумы, там спиритизм.

– Сказал тоже! Спиритизм – духи… Там покойников вызывают. To есть не настоящих покойников, а их тени, вот они и стучат в стол.

– Ну так гипнотизм… Вот как: гипнотизм…

– Ах, как ты любишь спорить, Николай Иваныч! Гипнотизм – это когда человек деревенеет и его булавками колют. А это электричество. Ведь электричества разные бывают. В телефоне вон тоже электричество.

Супруги заспорили. Наконец Николай Иванович махнул рукой и сказал:

– Ну, пусть будет по-твоему, пусть будет электричество. Плевать мне на все это. Пойдем в театр арабов смотреть.

Они