Гюстав Курбе - Герстл Мак

по четыре часа в день. Думаю, что если задержусь здесь еще, то вернусь домой круглым, как башня. Тем не менее написал уже два портрета»[199]. Он побывал в Брюсселе, Мехелене, Антверпене, Дендермонте, собирался посетить Брюгге и Остенде, а вернуться намеревался через Левей, Льеж, Динан, Кёльн, Майнц, Страсбург, Мелуз и Безансон. Большую часть осени он, по всей вероятности, провел в Орнане, но до конца года вынужден был возвратиться в Париж, чтобы закрыть свою выставку. 9 декабря он писал Брюйасу: «Демонтирую свою выставку. Время истекло. Надо освобождать участок, голова идет кругом… Через три дня уезжаю в Орнан, куда отправляюсь нехотя, потому что есть работа в Париже»[200].

Глава 14

Франкфурт

Напряжение и суета 1855 года сменились относительно спокойным периодом. Весь 1856 год Курбе делил свое время между Парижем и Орнаном, но в обоих местах неутомимо писал. Год этот примечателен прежде всего экспериментами художника в новом жанре, который в течение десяти последующих лет занимал все больше и больше места в его творчестве; этот жанр — охотничьи сцены в горах Франш-Конте. Раньше охота для Курбе была только развлечением, единственным видом спорта, который он любил. Первыми его опытами в этой области стали «Лиса на снегу» и «Раненый олень», написанные, вероятно, зимой или ранней весной 1856 года в Орнане, хотя закончить он их мог и в своей парижской мастерской. Его натренированный глаз умел схватывать и запоминать движения быстро бегущих животных, гоняющихся за ними собак и скачущих лошадей. Чтобы освежить впечатление, он пользовался иногда беглыми набросками, сделанными на месте, а детали писал стоя перед тушей лани или иной дичи, предоставленных ему на время владельцем мясной лавки на улице Монторгёй, вблизи Центрального рынка.

В 1856 году он написал также с полдюжины пейзажей, в том числе два ландшафта в лесу Фонтенбло, а также «Женщину с перчаткой» (г-жа Мари Крок) и «Амазонку», женщину в платье для верховой езды, обычно отождествляемую с романисткой и поэтессой Луизой Коле, хотя это и сомнительно: у Луизы Коле были светлые вьющиеся волосы, тогда как шевелюра «Амазонки» (по крайней мере на ныне загрязненной картине) кажется очень темной. Луиза Коле приобрела известность не столько своими произведениями, сколько своими связями с выдающимися писателями — Виктором Кузеном, Абелем Вильменом, Альфонсом Карром и Гюставом Флобером. В 1854 году она познакомилась с Шанфлери и, возможно, прибавила его имя к списку своих любовников, но не исключено, что их отношения оставались платоническими. «Последние два года, — писал он в январе 1856 года Бюшону, — я был связан с белокурой Музой, высокой, полной жизни и сил, чьи любовные похождения вызывали своего рода сенсацию… Долгое время я избегал делать ей комплименты как насчет ее стихов, которые меня совершенно не интересовали, так и по поводу остатков ее красоты, которая меня не волновала»[201]. Шанфлери собирался познакомить ее с Курбе, но мужчины не смогли прийти на свидание. Встречался Курбе с ней потом или нет, трудно сказать.

Восьмого февраля 1856 года в театре «Фоли-Нувель» состоялась премьера пантомимы «Черная рука», сочиненной Фернаном Денуайе — одним из завсегдатаев пивной Андлера. Курбе сделал афишу — фигуру Пьеро, испуганного огромной рукой, которая тянется к нему из-под земли, — весьма посредственную композицию, как почти все графические работы Курбе. Его первый натюрморт, «Ваза с цветами», и портреты Клемана Лорье и его жены также относятся к 1856 году, а возможно, и к концу 1855-го.

В 1856 году Курбе не выставлялся, зато в Салон 1857-го послал шесть полотен: «Берега реки Лу», два портрета — один «Господина А. П.» (вероятно, Альфонса Промайе), другой — певца Гемара в заглавной роли в опере Мейербера «Роберт-Дьявол»; две охотничьи сцены — «Добыча» и «Косуля на снегу»; и, наконец, «Девушек на берегу Сены». «Добыча» изображает конец дневной охоты в сосновом бору. Слева — оленья туша, подвешенная за ногу к дереву. Две голодные гончие нетерпеливо ожидают своей доли мяса; чуть дальше, в глубине, один охотник (сам Курбе) устало прислонился к дереву, а второй сидя трубит в рог. В «Косуле на снегу» загнанное животное упало на бегу, и только полные ужаса глаза говорят, что оно еще живо. Пять гончих наперегонки мчатся к нему, а вдалеке неторопливо идут два охотника. Это мрачная сцена: темное зимнее небо и необозримый снежный простор, на фоне которого виднеются лишь несколько облетевших кустов.

Некоторые критики сочли «Девушек на берегу Сены» шокирующе вульгарными и безнравственными. Это полотно написано в пандан «Деревенским барышням» или как продолжение той же темы, только здесь добродетельных сестер Курбе сменили богато одетые и, без сомнения, порочные куртизанки. Одна из потаскушек, брюнетка, спит на траве; ее белокурая подружка в большой шляпе оперлась на локоть и держит в другой руке только что собранный букетик полевых цветов. Женщины защищены от полуденного зноя густой листвой купы деревьев; слева — на голубой воде реки лениво покачивается привязанная лодка. Модели, хотя их тела уже начинают расплываться, все еще хороши собой; краски свежи и ярки. Для этой картины Курбе написал по меньшей мере два предварительных этюда — необычная процедура для художника, делавшего, как правило, наброски прямо на холсте и писавшего быстро, уверенно и ничего не меняя.

Картины, посланные Курбе в Салон, были в целом приняты хорошо. Жюри наградило его еще одной медалью, вроде той, что ему вручили еще в 1849 году, а большинство ведущих критиков отнеслись к нему с непривычным уважением. «Орнанский мастер… вел себя в этом году вполне благоразумно, — писал Теофиль Готье. — Не утверждал реализм в балагане, как шарлатан на ярмарке, он выставил… картины, которые, за исключением „Девушек на берегу Сены“, не слишком эксцентричны… Если г-н Курбе и не обладает артистическим складом ума, у него по крайней мере есть темперамент. Он прирожденный живописец… Никто в наше время не использует цвет, не накладывает краску и не владеет кистью с более убедительной простотой, но не ждите от него композиции, рисунка и стиля… „Девушки на берегу Сены“ относятся к тому экстравагантному жанру, которому художник обязан своей сомнительной славой. Это оглушительная дробь, выбиваемая на тамтаме рекламы, чтобы привлечь внимание безразличной толпы… Тем не менее следует отметить большие успехи…»[202]. Эдмон Абу комментировал: «Насмехаться над живописью г-на Курбе было позволительно в те времена, когда он строил помосты, открывал балаганы и стрелял из окон, чтобы заманить публику к себе в мастерскую. Этот молодой художник, слишком озорной для своих