Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

ней не возились, солдат и арбалетчик, смеясь, словно то весёлая забава, одежды с молодухи сорвали очень быстро. Тело у неё было сильное, красивое и манящее. Она отбивалась немного и орала что есть силы, но её, взяв за растрёпанные волосы, уже повалили прямо у крыльца дома, вниз лицом; арбалетчик придавил ей голову к земле, а солдат стал пристраиваться к ней сзади.

Женщина всё ещё пыталась кричать, но люди генерала лишь посмеивались.

— Ты глянь, как заходится! — удивлялся солдат упорству девицы. — Устала уже, а всё равно орёт.

— Ничего, ничего, пусть покричит, пусть, лишь бы не обгадилась, — отвечал ему товарищ.

— А что же, бывало такое?

— Бывало, бывало, — уверял его арбалетчик, — и это у них от страха. Или от злобы, или чтобы отстали от них.

Им явно было весело, про все дела, что надобно делать, люди за забавами своими позабыли.

«Нет. В полчаса точно не уложимся».

Волков вздохнул и поехал посмотреть, много ли овса осталось в конюшне, а как проезжал мимо телеги, в которой валялся свинарь Ёшка, так тот вдруг встрепенулся, как от сна, и заговорил с ним, причём в голосе его были слёзы:

— Что, враг, радуешься, поди?

И Волкову вдруг стало забавно, и он жестом остановил Кляйбера, который хотел было ожечь старика плетью: не нужно. И сам спросил у того:

— Чего же мне радоваться?

— Сынка моего повесил, вот что! — почти прокричал свинарь. — Снох моих зверью своему отдал, и дочь невинную… вон… рвут её выродки твои… Дом мой грабишь…

— А ты когда кровь людскую лил, ты на что рассчитывал?

— На то-о! — заорал старик в ответ. — На то, что я виновнее! Я виновен, так с меня и спрос, почто детей моих тиранишь, они в чём виновны?

— В том, что на людской крови вон какие хоромы выстроили, — в лицо сатанинскому деду усмехался генерал, — в том, что тебя, людоеда, ночью не удавили, притом ещё скрывали тебя от меня. Нет, — барон качает головой, — сполна, сполна все должны испить чашу свою. Как говорит принцесса Винцлау: нет среди вас праведных, все вы виновны в большой крови и колдовстве. Ну, с тебя-то ещё про то спросят, не волнуйся. А вот ублюдки твои пусть получают по твоим заслугам.

— Ты тоже своё получишь! — орёт старик, — отыграются тебе слёзы наши, отыграются!..

Но генерала ещё больше раззадорил этот разговор:

— Неужто? И кто же мне воздаст? Уж не хозяева ли твои? Не Тельвисы ли?

Старик только смотрит на него выпученными глазами, налитыми кровью и злобою, но ничего не говорит. И тогда барон продолжает:

— Хозяева твои сбежали, сбежали… А замок я их сжёг дотла, покои их, пристройки, ворота, мост — всё сжёг, как сначала сделать хотел. В башнях тоже сжёг всё, что гореть могло. И вот теперь за деньгами их приехал… Ну и где же твои господа? — барон снова смеётся. — Твои господа об одном лишь думают сейчас: как бы от меня подальше быть да больше меня не повстречать, так как если поймаю я их, так будут они в Комиссии святой, перед отцами-инквизиторами, ответ держать о делишках своих кровавых. И они знают, кто я, а ты, дурак старый, — видно, нет.

Сказал и поехал к конюшням, а Кляйбер, как командир отвернулся, так не выдержал, старика плетью-то со всего размаха и ожёг, и ещё раз, и по башке разок, и так он упыря ожёг, что тот завыл от боли.

— Эх, вина бы ещё, да мяса варёного, — говорил один солдат, уже позабавившийся с женщиной, своему товарищу. — Или хоть пива.

— Это да, — соглашался тот, — надо бы узнать, в доме есть пиво?

— Эй, вы! — рявкнул на них генерал, услыхав те речи. — А не больно вы разыгрались? Кто будет овёс выбирать? Давайте уже! — и тут же повернулся к одному из солдат, что выглядывал из окна дома со второго этажа. — Всё, выходи оттуда. Хватит.

— А дом палить? — уточнил тот солдат.

— Пали, — распорядился генерал. — И займитесь уже делом.

Хотя к чему он это говорил, да и кому? Когда даже Кляйбер уже занимал очередь на молодую бабу после арбалетчика.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 39

⠀⠀

Ветер стал доносить дым с конца улицы. Дым и крики местных.

Волков поглядывал по сторонам и видел, как и мужики, и бабы бегут из деревни. Кто по дороге на север, а кто и просто перебирался через ограды и лез по тропкам на склоны, меж которых лежал Мемминг.

До генерала доносились женские крики, пронизанные ужасом. Видно, корпорал со своими людьми добивал тех, кто прятался в горящем доме повара. Солдаты и так люди не самые добрые, а тут двух товарищей им поранили. Нет, не простят.

— Вон он, вон он побежал! — на всю улицу орал какой-то солдат.

— Через забор лезет! — отвечал другой, напрягая горло. — Давай!.. Не мешкай!

— Коли, не жалей его паскуду, коли! — кричал третий.

Волков не видел, что там происходит, но понял, что кого-то всё-таки закололи: бабы было прекратили выть на секунду, и тут же с новой силой взвыли, да так дружно.

Так и стоял женский крик над деревней. И даже псы цепные, которые были, почитай, в каждом дворе, не лаяли. Молчали, словно понимая, что в счастливой деревне творится что-то страшное.

Тут же над оградой появились две головы в солдатских шлемах; они увидали голых женщин на земле и своих товарищей, что деловито грузили всякое нужное на телеги, и тогда один из солдат из-за забора то ли обиженно, то ли возмущённо воскликнул:

— Ханс! Чёрт вас дери, вас все ждут, всё готово, а вы тут грабите себе в удовольствие!

— Угомонись, Лео! — орал ему солдат, что стоял над женщиной и поправлял свой доспех. — То господин разрешил, так как местный упырь здешний хозяин, больше ничего грабить не будем! Уже тоже уходим!

— Тогда, может, и мы повеселимся?! — кричал солдат из-за забора с некоторой надеждой, причём поглядывая именно на генерала.

Ну нет… Пора было уходить.

— Нет, всё, — твёрдо заявил он. — закругляйтесь! — и тут же повернулся к кавалеристу, что был при нём, и сказал: — Скачи к капитану Нейману, скажи, чтобы шёл вниз, скажи, уходим. Он там, наверху где-то, за околицей.

— Я знаю, где он, господин, — ответил кавалерист и ускакал.

Корпорал со своими людьми, телегой и двумя лошадьми уже прошёл по деревне вниз, к Дорфусу. И люди Волкова тоже уже оставляли пылающую усадьбу сынка свинаря Ёшки. Солдаты подожгли все строения, что были на дворе,