Путинбург - Дмитрий Запольский

красивом «москвиче». Списали на самоубийство — зачем нужны скандалы возле «Интуриста»? Но оперов из спецслужбы поперли. А новые с ходу накопали какую-то мутную фигню на Борю: валюта, чеки, кидалово, вот это все…

Брали его при участии «Альфы», с погоней и светошумовыми гранатами. Доставали из иномарки чуть ли не на ходу. Дали десятку. «Спутник» на какое-то время осиротел, но Боб попал на «черную» зону, наладил канал связи и поднапряг братву. Время было уже стремное. Судье занесли общак, короля надо было срочно выкупать. Сначала Иванова перевели на химию[295], потом УДО[296]. А тут и 1990 год на дворе: все колосится, цветет, радует глаз. Боря откинулся — и сразу к директору гостиницы:

— Ты кто такой, пацанчик? Тот ему типа:

— Я директор, председатель совета трудового коллектива, выбранный собранием арендаторов.

Боря тогда первым, задолго до Масяни[297], произнес коронную фразу:

— А пошел ты в жопу, директор! У тебя в ресторане лягушачьи лапки есть?

Директор судорожно кивнул, подумав, что король хочет отведать французского деликатеса.

— Значит, так. Быстро взял свои лягушачьи лапки и свалил домой. И завтра утром чтобы выправил все бумаги, собрания там разные, фигания. Директор теперь я. Печать, ключи от сейфа и кабинета оставь. Да, и обойди всех, скажи, что я тебя уволил.

Потом Боря позвонил операм и конторскому куратору и предложил им десять процентов. Предупредил, что каждый день будет снимать один процент: согласятся завтра — будет девять, послезавтра — восемь и так далее. Опера смекнули и согласились сразу. Конторский сказал, что у него нет коммерческих интересов, так как служба не позволяет, но если Борис будет так любезен и возьмет его замом с зарплатой полторы тысячи долларов плюс десять процентов, то завтра он подаст рапорт на увольнение, так как пенсия. Сговорились на тысяче и восьми процентах. Далее Боря собрал всех дежурных, официанток, горничных, поварих и всяких кастелянш. Посмотрел внимательно, прищурился и поиграл желваками:

— Все, кто старше двадцати пяти, быстро сдали свои акции и пошли отсюда вон. Кто сейчас же напишет заявление, тому заплачу по сотке баксов. Кто недоволен, утоплю в Серебке[298]. Ферштейн? Кругом марш!

Тетки ушли.

— А кто моложе?

— Те сдают акции и могут остаться. Но составляем график. И каждый день три телки идут со мной в сауну. Платить не буду.

Телки заулыбались, обрадовались. Настоящий хозяин пришел, такой в обиду не даст! А гостиница-то совсем захирела, туристов нет, в номерах грязь, сантехника вся гнилая. А ресторан вообще в клоаку превратился.

Крутой был Боря. Вечно небритый, с прической панка, рожа синяя, цепи всякие железные, колючки. Первым делом он купил себе шестисотый «мерс» и «харлей». Сам на «харлее», а охранник на «мерсе» сзади. Всех мужиков из гостиницы выкинул. Новых наберем! Издал приказ: «Моих друзей в гостиницу пускать, селить, кормить и сосать. Счет приносить мне, я разберусь». Друзья никогда на халяву не ели, не пили и не спали. Знали: если Боря предлагает что-то в кредит, то потом заплатишь в десять раз больше. Но веселье началось нешуточное: к Иванову сразу подтянулся Боб Кемеровский[299], контролировавший в районе героин, Саша Крупица, авторитет, крышующий все хлебокомбинаты города. И Боря занял у него деньжат, которых у Крупы было как махорки у дурика, закрыл на хрен гостиницу и затеял ремонт.

Вскоре вместо ресторана появился ночной клуб «Релакс» с блек-джеком и остальным. Изредка Боря проводил там угарные дискотеки с дымом и дыц-дыц[300]. Колеса с зайчиками[301] продавали прямо в баре. Но в остальное время посетителей не было. Порция виски стоила пятьдесят баксов. Я спрашивал Иванова:

— Зачем так дорого? Ведь никто не ходит, бедолага Нагиев с женой каждый вечер программы ведут в пустом зале!

— Хня, — отвечал Боря. — Пара друзей зайдет за вечер, купят по шоту[302], телок угостят. Глядишь, и на зарплату персоналу наскребем. А на фига нам тут толпы-шмолпы? Только ковры загадят!

У Бори интересная была бизнес-модель, своеобразная. Оборот героина и экстази приносил куда больше. В течение месяца Боря обошел все оборонные НИИ в районе и договорился, что вся обналичка — через него, вся аренда складов — через него, все кооперативы платят ему. Некоторые объекты он просто забрал с первого наезда, некоторые не сразу, но тоже забрал. В Политехническом институте открыл лесопилку и камнедробилку. Лесопилка приносила много, а камнедробилку Боря показывал сомневающимся.

— Знаешь, дорогой, какого цвета человек внутри? Думаешь, красного? Розового? Нет, ошибаешься. Серого. Как асфальт. Вот когда мы сюда, — Боб показывал пальцем на камнедробилку, — засовываем человека, отсюда, — Боб тыкал в лоток, откуда высыпается щебенка, — вытекает серая такая жижица. А знаешь, почему камнедробилка здесь так поставлена? Потому что люк канализационный сразу под лотком. А знаешь, почему труба водопроводная сюда подведена? Чтобы промывать сразу!

Сомнения развеивались.

Бригада у Бори была тоже необычной — не деревенские пацанчики на тонированных «девятках». Боря был серьезным парнем и ребят набрал серьезных. По две-три ходки[303]. Почти все на хмуром. Беззубые, ободранные торчки с татуированными рожами. Малосимпатичные ребята. И за числом не гнался, не как другие — по тысяче быков набирали. У Бори всегда была сотня. И жили они в туберкулезном диспансере на Тореза, в общежитии персонала неподалеку от «Спутника». В центр не ездили. Вообще дальше метро «Площадь Мужества» носа не показывали. Но все ларьки, кабаки, шалманчики были под неусыпным контролем. Второго такого бандита в Петербурге не было — Боб никогда за границы района нашего детства не лез, но и в него никого не пускал. И еще: Боря никогда не таскал с собой наркоту и не носил пистолет. За ним ходил специальный носатый малый с борсеткой под мышкой. Там были заряженные баян[304] и волына. Иванов говорил: я плачу ему три штуки баксов в месяц за риск. Но он не наш, поэтому на грев[305] в случае чего пусть не рассчитывает. Мне всегда было очень жалко этого шибздика.

На Институтском проспекте был огромный квартал военных НИИ. Какие-то ГИРИКОНДы, ФТИ и прочие умирающие предприятия, созданные в лучшие годы для того, чтобы пустить энергию лишних людей на создание лишних вещей. Боря облюбовал проходную гигантского Института постоянного тока. Помню, мы в детстве все смеялись над этим названием и гадали: чем там занимаются сотни мэнээсов и сэнээсов[306]? (Ответ: радиолампами для передатчиков космической связи.) Я не знаю, демонстрировал ли Боря директору этого замечательного заведения свою камнедробилку, но центральную проходную