Журнал «Парус» №71, 2019 г. - Геннадий Петрович Авласенко

старцем. И герои-то всех этих народных повествований и песен во многом схожи, будто вылеплены одними руками и из одного теста: хитроумная лиса и доверчивый журавль, нахальный волк и беззащитный ягненок, степенный слон и драчливая моська. Но читая остроумные истории о них, мы все же прежде всего любуемся создателем этого сказочного царства, кудесником с добрым, все понимающим сердцем. Иван Тургенев справедливо заметил, что «иностранец… изучивший басни Крылова, будет иметь более ясное представление о русском национальном характере, чем если прочитает множество сочинений, трактующих об этом предмете…»

***

Иван Андреевич и сам являл собою чисто русский характер, без мелких и случайных штрихов, затемняющих его суть. О Крылове можно было сказать: писатель с русским характером. Он любил публичную сатиру и не жаловал застольных, пусть и справедливых, обличений, так похожих иногда на сплетни. Рассказывали, что, когда на званом обеде остряки начали читать свои «домашние» эпиграммы на сановников, Иван Андреевич встал и ушел. Изощренно язвителен и безоглядно смел в своих сатирических сочинениях, он с простодушной хитрецой или откровенным плутовством увиливал от прямого ответа тем, кто хотел услышать его оценку своего или чужого произведения. Характерен один разговор А. Пушкина с ним по поводу только что опубликованной трагедии «Борис Годунов».

– Признайтесь, – с улыбкой обратился к Крылову Александр Сергеевич, – что моя трагедия вам не нравится?

– Нет, не могу сказать этого, – ответил баснописец. – В своем роде она очень хороша. Один проповедник говорил, что все в мире совершенно. «Неужели вы то же скажете и обо мне?» – спросил его горбатый. «А почему же нет. Для горбатого вы очень хороши».

Он был неприхотлив в быту и, будучи всю жизнь неженатым, не стремился к удобствам или роскоши. У него не было непременного для литератора письменного стола; он сочинял, полулежа в кровати или примостясь к столику.

Иногда, встряхиваясь, он осматривал свое жилье критическим оком и решал, что его нужно «облагородить». Так, однажды Иван Андреевич купил модную горку красного дерева, прекрасный английский ковер; приобрел богатый столовый сервиз, много редкого фарфора и хрусталя; вставил картины в новые дорогие рамы. И что же? Через несколько дней на ковре уже был насыпан овес; его клевали голуби, залетавшие в открытые форточки с Гостиного двора. При входе человека в комнату птицы взлетали и сбивали крыльями хрусталь и фарфор.

Ирония Крылова была направлена прежде всего на себя. Он знал, что иные его привычки и поступки выглядят смешными или забавными со стороны, но ничего не делал для того, чтобы избавиться от первых и не совершать вторых.

Ему было чуждо самомнение. Рано, смолоду, получив литературную известность, а в зрелые годы – национальную славу, Крылов никогда и нигде не подчеркивал своих заслуг; наоборот, на людях старался быть незаметней. Искренне удивился он, когда в чужом саду няня показала детям на проходившего мимо баснописца и они закричали: «Дедушка Крылов!» Большие тиражи своих книг он объяснял по-своему: «Басни читают дети, а они не берегут книг, рвут их. Приходится допечатывать». Когда у него, престарелого, спросили, почему он больше не пишет басен, Иван Андреевич ответил: «Пусть лучше меня упрекают, почему я не пишу, чем слышать сожаление, зачем я еще пишу».

Его шутки повторял художественный и чиновный Петербург, где недостатка в остряках не было. У Крылова остроумное словцо гнездилось на кончике языка, и оно мгновенно срывалось в подходящих случаях. Стоит привести несколько острот баснописца, которые в старину называли анекдотами.

Однажды солидного Крылова нагнали на улице два торопливых студента. Обходя его, один вполголоса сказал другому: «Смотри, туча идет!» «И лягушки заквакали», – незамедлительно добавил Иван Андреевич.

Знаменитая актриса Е. Семенова выбрала для своего бенефиса комедию «Урок дочкам» и пригласила на роль второй дочки свою приятельницу оперную певицу С. Самойлову. Обе исполнительницы были матерями семейств и, как выразился современник, «довольно объемистой полноты». После спектакля кто-то спросил Крылова о его впечатлении. Он ответил: «Название комедии следовало переменить. Это был урок не дочкам, а бочкам».

Какой-то помещик с Волги живописал в присутствии Крылова, каких стерлядей ловят в его родных местах. «Раз мои люди, – возбужденно рассказывал волжанин, – вытащили стерлядь длиной… вы не поверите, отсюда… – он положил левую руку на край стола и потянулся правой к другому, дальнему, краю, – и до…» Иван Андреевич схватил стул под собой и торопливо промолвил: «Позвольте, я отодвинусь, чтобы пропустить вашу стерлядь…»

Он не изменял себе даже в беседах с царствующими особами. Квартира баснописца располагалась в доме императорской Публичной библиотеки, недалеко от царского Аничкова дворца. Однажды Николай I встретил Крылова на Невском проспекте.

– А, Иван Андреевич! – воскликнул он. – Каково поживаешь? Давно не виделись мы с тобою!

– Давненько, ваше величество, – ответил Крылов, – а ведь, кажись, соседи!

Но смелость любого писателя, конечно, не в остротах при разговоре с сильными мира и не в дерзости поступков. Она – в остроте и правде его сочинений. И. Крылов как раз был из таких писателей: он имел характер независимый, смелый, даже дерзкий.

В его баснях, к примеру, часто присутствовал царь зверей – Лев. В одной из них, «Лягушки, просящие царя», жительницы болот, которым надоело «народное правление», попросили небесного царя Юпитера прислать им земного властителя. Крылов описывает его восхождение на престол очень уж непочтительно:

Летит к ним с шумом Царь с небес,

И плотно так он треснулся на царство,

Что ходенем пошло трясинно государство.

А надо напомнить, что незадолго до появления этой басни, в марте 1801 года, вот так же шумно «треснулся на царство» молодой Александр I: с его согласия дворцовые заговорщики убили ночью его отца, Павла I, освободив трон для сына.

В другой басне, «Мор зверей», его величество Лев кается, что драл овец и даже пастухов. Но придворная Лисица утешает:

«О царь наш, добрый царь!

От лишней доброты, —

Лисица говорит, – в грех это ставишь ты…

......................................................................

Поверь, что это честь большая для овец,

Когда ты их изволишь кушать…»

В третьей, «Рыбьей пляске», венценосный Лев видит, как его подданные, на этот раз Рыбы, бьются на горячей сковородке.

«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,

Они хвостами так и головами машут?»

«О мудрый царь! —

Мужик ответствовал, – оне

От радости, тебя увидя, пляшут».

Это вам не анекдот в застольном кругу, это публичный удар сатирическим хлыстом.

А в басне «Воспитание Льва» автор вообще неслыханно дерзко вмешивается в царские дела. Домашние воспитывают Львенка Орлом (вся империя знала, что наследника в эти годы воспитывал швейцарец Лагарп). Баснописец позволяет себе прочитать