Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

«Все они пели — и малые, и большие, и доброе, только что умершее дитя, и бедный полевой цветочек, выброшенный на мостовую вместе с сором и хламом». Давайте, я не буду рассказывать, что случилось с девочкой, наступившей на хлеб?

Горе принцессы, наказанной свинопасом, кажется на этом фоне счастливицей. Да, она плачет и поёт:

Ach, mein lieber Augustin,

Alles is thin, hin, hin!

Но она осталась жива, по крайней мере.

И тут народ начинает натурально воротить нос, и говорить, что так мы не договаривались — что в сказке всё должно быть прекрасненько, и тельце, и душонка и одежонка, а смерти быть не должно.

А на это я отвечаю испуганным людям:

— Помните про Православную Белочку? Помните? А?! Забыли уже про белочку? В глаза смотреть! Забыли?

Подождите ещё обижаться — это не конец пока

30 марта 2005

История про Андерсена (IV)

Поскольку все вспомнили историю про Православную Белочку, я лучше расскажу про пастырей. Л. Ю. Брауде пишет (другого источника у меня под рукой нет): «Архимандрит Сергий Зиккен одобрил книгу, за исключением историй: «Роза прекраснейшая в мире» (1852) и «Есть же разница» (1855), которые «не могут быть одобрены к напечатанию, — первая по неприличному для священных предметов наименованию и по неверности мыслей «о святом древе Крестном», вторая — по неестественности вымышленного рассказа, по неправильности в рассмотрении жизни природы, например, растений, людей и др., а также по недостатку ясности в изложении предмета». В дальнейшем сказки Андерсена, в том числе из сборника «Сказки, рассказанные детям» и особенно «Новый наряд короля», из-за своей социальной остроты неоднократно запрещались царской, а также педагогической цензурой (1893, 1907)… Успех сказок Андерсена вызвал потребность в новых изданиях. «Общество переводчиц» в 1867 г. предприняло повторное и значительно расширенное издание прежнего сборника. Однако цензор Скуратов поместил в журнале Санкт-Петербургского Цензурного комитета свой доклад по поводу нового издания сказок Андерсена, в котором отметил недопустимость напечатания таких произведений, как «Маленький Клаус и Большой Клаус», а также «Райский сад»: «Сказки покупаются обычно для детского чтения, — писал цензор. — С этой точки зрения не все сказки в сей книге могут быть дозволены, например, на стр. 75 и 77 — ловкий плут спекулирует и добывает деньги за счет мертвого тела своей бабушки. Повесть «Райский сад» — есть аллегория, основанная на библейском рассказе об изгнании Адама и Евы из земного рая» 21. После доклада цензора 11 ноября 1867 г. сказки были пересланы в Духовно-цензурный комитет с запросом, нет ли препятствий к напечатанию сказки «Райский сад», так как доводы Скуратова о плутовстве Маленького Клауса, видимо, были признаны несостоятельными. 20 ноября 1867 г. член Духовно-цензурного комитета архимандрит Фотий написал, что сказка «Райский сад» не может быть допущена к печати по следующим причинам: «1. Взгляд автора на произведение и направление ветров в этой сказке противен учению христианскому, взгляд языческий и еретический; 2. Самый рай представлен во многом не согласно с понятиями о нем христианами, — в него внесено много фантастического и отчасти магометанского».

30 марта 2005

История про Андерсена (V)

Итак, когда человек с зонтиком, добрый следователь снов, владелец маленьких смертей, волочёт маленького мальчика внутрь картины, чтобы там увидеть игрушечных принцев и клацанье щелкунчиков, чтобы его старая няня, живущая теперь в Царстве Мёртвых, спела бы ему песенку. А птички подпевали бы ей, и кивали старые ивы — то тогда вспоминаешь куда более весёлую историю англичанина, который изредка тоже писал сказки.

В самой весёлой из них «маленькие охотники на поблекших зеленых гобеленах трубили в свои украшенные кистями рога и махали крошечными ручками, чтоб она вернулась назад. "Вернись, маленькая Вирджиния! — кричали они. — Вернись!».

— Вернись, Яльмар! — шепчешь ты, став взрослым. Но страх и трепет, а так же сплошной кьеркегор-сведенборг андерсеновских сказок давно стали общим местом.

Но Андерсен ни хороший, ни плохой из-за того, что не весел. Он сам по себе — тем и ценен.

Он рассказал, а вы слушайте.

Хотите креститесь, а хотите — нет. Ваш ужас может быть религиозным, просветлённым, сладким, циничным, а может и вовсе отсутствовать. Потому что ничего зазорного в том, что какие-то народности нашей страны хоронили своих мёртвых под порогом своего дома. Мёртвые были под ногами и хранили сон живых.

Много укладов и вер, разными глазами смотрят почти два века на эти сказки.

Только всё равно у нас отношение к этим сказкам особое. Мы много чего видели, много что услышали на ночь. Мало ли что Андерсен увидел в смерти с его талантом визионера. Мало ли, как его герои относятся к Смерти — вот героям, как русскому солдату издавна помирать привычно, как давным-давно объяснил нам писатель Лесков.

Мало ли, что у Андерсена девочка жжёт спички, чтобы согреться. Наша девочка ползёт по снегу, чтобы поджечь конюшню с немецкими лошадьми. Сказки у нас разные, и у наших девочек было мало надежды на вознесение.

Да только вдумаешься в них, всмотришься в иллюстрации, что рисовал Вильхельм Педерсен, и которые так нравились самому Андерсену — и снова станет не по себе, будто в детском забытье. Не поймёшь, что такое: чёрный ли всадник скачет, бегут ли собаки, как вестники того, что звезда Полынь упала на землю, и реки текут кровью — собака с глазами, как чайные чашки, собака с глазами как мельничные колёса и собака с глазами как Круглая башня.

Извините, если кого обидел.

31 марта 2005

История про ожидание

Что, напряглись все? Ждёте, когда Кукушкинду положат на стол фальшивый приказ об увольнении, и он схватится за сердце?

А мне вот всё равно, потому что у меня температура 39, и жизнь плывёт мимо, как рыба в аквариуме. Лет семь не болел с такой температурой. Лучше я другое скажу: очень мне нравится один старик, которого мне время от времени показывают в телевизоре. Он был моряком, но что с ним случилось — мне неизвестно. Его рассказа хватает на сорок секунд — на то, как какой-то немец назвал его русской свиньёй, и он ответил хуком справа. Это очень правильный нестыдный старичок, есть в нём какое-то внутреннее достоинство — не в орденах, которыми он бренчит, а в том, как спустя шестьдесят лет он всё это рассказывает.

Так что вы готовьте