Закат и падение Римской империи - Эдвард Гиббон

в войне с персами. 529–532 годы. После смелого вторжения в Перс-Армению, где он делил свою славу с товарищем и где его успешное наступление было остановлено неприятелем, Велисарий отправился в важную крепость Дару, где впервые принял к себе на службу верного помощника в своих подвигах и усердного их историка Прокопия. Перс Мирран приблизился с сорока тысячами своих лучших войск к Даре с целью срыть ее укрепления и назначил день и час, когда жители должны приготовить ему ванну, для того чтобы он мог освежиться после утомительных усилий победителя. Он встретил противника, который был равен ему по положению благодаря только что полученному титулу главного начальника восточных армий и превосходил его военными познаниями, но уступал ему числом и достоинством своих войск, которые состояли лишь из двадцати пяти тысяч римлян и чужеземцев, отвыкших подчиняться требованиям дисциплины и обескураженных недавними поражениями. Так как плоская равнина Дары не представляла никаких прикрытий, при помощи которых можно было бы приготовить какую-нибудь военную хитрость или устроить засаду, то Велисарий оградил фронт своей позиции глубокой траншеей и провел от нее окопы сначала в перпендикулярном, а потом в параллельном направлении, для того чтобы прикрыть кавалерию, которую он поставил на своих флангах на таких выгодных позициях, что она могла угрожать неприятелю и с боку, и с тылу. В то время как центр римской армии стал подаваться назад, эта кавалерия решила исход сражения своим своевременным и быстрым нападением; знамя Персии преклонилось перед победителем; бессмертные обратились в бегство; пехота побросала свои щиты, и восемь тысяч побежденных легли на поле битвы. В следующую кампанию неприятель вторгся в Сирию с той стороны, где были пустыни, и Велисарий поспешно выступил с двадцатью тысячами человек из Дары для защиты этой провинции. В течение всего лета он разрушал замыслы неприятеля своими искусными маневрами, беспокоил его во время отступления, каждый вечер занимал лагерь, в котором тот стоял накануне, и достиг бы победы без кровопролития, если бы мог сдержать нетерпение своих собственных солдат. В день битвы эти последние не оправдали своих хвастливых обещаний: христианские арабы обратились в бегство вследствие измены или трусости и оставили правый фланг без прикрытия; отряд из восьмисот закаленных в боях гуннов не устоял против более многочисленного неприятеля; обратившимся в бегство исаврам было отрезано отступление; но стоявшая на левом фланге римская пехота была непоколебима, потому что сам Велисарий, сойдя с коня, объяснил ей, что отчаянная неустрашимость была для нее единственным средством спасения. Она стала спиной к Евфрату и лицом к неприятелю; бесчисленные стрелы скользили, не причиняя никакого вреда, по ее плотно сдвинутым щитам; непроницаемый ряд копий остановил неоднократные нападения персидской кавалерии, и после продолжавшегося несколько часов сопротивления все оставшиеся в целости войска были посажены на суда под прикрытием ночной темноты. Персидский главнокомандующий отступил в беспорядке и с позором, и его подвергли тяжелой ответственности за то, что он пожертвовал жизнью стольких солдат для бесплодной победы. Но слава Велисария не омрачилась от такого поражения, в котором лишь благодаря ему одному его армия спаслась от последствий своей собственной опрометчивости; предстоявшее заключение мира сняло с него обязанность охранять восточную границу, а его поведение во время вспыхнувшего в Константинополе мятежа вполне доказало его личную преданность императору.

Когда африканская война сделалась сюжетом народных толков и тайных правительственных совещаний, все римские полководцы избегали, а не искали опасной чести быть назначены главнокомандующим; но лишь только Юстиниан объявил, что отдает предпочтение самым высоким заслугам, они стали завидовать единодушному одобрению, которое было вызвано выбором Велисария. Нравы византийского двора могли внушать подозрение, что в этом случае права героя нашли тайную поддержку в интригах его жены, прекрасной и хитрой Антонины, попеременно то пользовавшейся доверием императрицы Феодоры, то навлекавшей на себя ее ненависть. Антонина была низкого происхождения; она родилась в семействе колесничников, а ее целомудрие было запятнано самыми гнусными обвинениями. Тем не менее она долго и безусловно властвовала над умом своего знаменитого супруга, и если Антонина не придавала никакой цены достоинству супружеской верности, зато она доказывала благородную преданность Велисарию, сопровождая его с неустрашимым мужеством во всех трудностях и опасностях военной профессии.

Приготовления к африканской войне. 533 год. Гордость и цвет армии составляли Велисариевы телохранители. Физическая сила и высокий рост, ради которых они принимались в этот избранный отряд, превосходные качества их лошадей и вооружения и тщательно развитая привычка ко всяким военным упражнениям делали их способными приводить в исполнение все, что внушало их мужество; а их мужество воспламенялось от сознания их почетного положения и от честолюбивого ожидания наград и отличий. Четыреста самых храбрых герулов выступили в поход под знаменем верного и предприимчивого Фары; их неукротимая храбрость ценилась более высоко, чем вялая покорность греков и сирийцев, а подкрепление из шестисот массагетов и гуннов считалось столь ценным, что их вовлекли в морскую экспедицию при помощи подлога и обмана. Для завоевания Африки были посажены в Константинополе на суда пять тысяч всадников и десять тысяч пехотинцев; но пехота, которая была набрана большей частью во Фракии и в Исаврии, считалась менее полезной и менее надежной, чем кавалерия, и скифский лук был то оружие, на которое римским армиям приходилось возлагать свою главную надежду. В константинопольской гавани было собрано пятьсот транспортных судов, которыми управляли двадцать тысяч матросов, взятых из Египта, Киликии и Ионии. Вместимость самых мелких из этих судов можно определить в тридцать тонн, самых больших — в пятьсот, а всех вместе — почти в сто тысяч; в этом хотя и достаточном, но не очень просторном пространстве должны были уместиться тридцать пять тысяч солдат и моряков, пять тысяч лошадей, оружие, машины, военные снаряды и запас воды и провизии, достаточный для переезда, на который требовалось, быть может, месяца три. Те гордые галеры, которые в прежние времена бороздили Средиземное море столькими сотнями весел, уже давно исчезли, а Юстинианов флот эскортировали только девяносто две легкие бригантины, которые имели такие прикрытия, что метательные снаряды неприятеля не могли причинять им вреда, и на которых служили гребцами две тысячи самых храбрых и самых сильных константинопольских юношей. История называет двадцать два командира, из которых многие впоследствии прославились в войнах африканских и италийских; но главное командование и на суше, и на море было поручено одному Велисарию с неограниченным правом действовать по своему усмотрению так, как мог бы действовать сам император. Отделение профессии моряков от профессии воинов было в одно и то же время и результатом, и причиной тех новейших