Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

Ознакомительный фрагментКарла у него не было достойного представительства и поддержки в лице его служащих, а на первой сессии нынешнего парламента некоторые из них оставили или предали его. Государственный секретарь Вейн оказался попросту инструментом в руках Пима, а не своего господина короля. В палате лордов его главные советники: графы Нортумберленд, Холланд и Пемброк – активно или пассивно отступились от него. Пим на том или ином основании добился исключения из палаты общин нескольких придворных и иждивенцев короля, которые могли бы послужить ему. На протяжении почти всей первой сессии этого Долгого парламента Карл не имел в парламенте организованной поддержки. Эта ситуация была бы опасна даже для более сильного и менее уязвимого монарха, а для него стала катастрофической.

Теперь он обдумывал меры, которые могли бы это исправить. Самый преданный и самый опытный из его секретарей, Эдвард Николас, поддерживал связь с Хайдом и его друзьями. Назначая на государственные должности таких же умеренно настроенных уважаемых людей, король мог со временем воссоздать инструмент, который нынче пришел в упадок, и снова получить в парламенте организованную группу для проведения политики короны.

Такая точка зрения имела под собой основания. Бурные споры по поводу Великой ремонстрации привели к глубокому расколу в палате общин между теми, кто был готов бросить королю судьбоносный вызов, и теми, кто опасался дальнейших ограничений его власти и сомневался в мотивах Джона Пима. Если бы Карл смог углубить раскол в палате общин, если бы он смог усилить противоречия между ней и палатой лордов, если бы затем смог с помощью своих друзей и представителей завладеть инициативой, которую захватил и удерживал Пим, то смог бы наконец ударить по своим врагам в парламенте с позиции силы.

Джон Пим ясно видел эту опасность. До сих пор он успешно нападал на политику короля и ослаблял его позицию, предвидя все, что мог сделать Карл, и действуя на опережение. Пим не только перехватил инициативу из рук короля, но и с необычайным мастерством и предусмотрительностью разработал свою парламентскую тактику, которая оказалась более изобретательной, более ловкой, более беспринципной и на деле более успешной, чем все, что использовалось когда-либо прежде. Друзья короля и все, кто обхаживал его в последние месяцы, не могли сравниться с Пимом и его приверженцами в ловкости и проворстве и были склонны скорее осуждать, чем подражать им. Позднее Хайд с отвращением писал о тактике Пима. Это «тщательно продуманное формирование своих планов» до того, как они их начнут выполнять, казалось ему немногим менее порочным, чем их политика намеренной дискредитации друзей короля или подкупа и запугивания более робких коллег по палате. «Честные люди, – как считал Хайд, – едва ли позволят себе использовать такое оружие для защиты трех королевств».

Задача Джона Пима, в его собственном представлении, заключалась именно в защите трех королевств. С его точки зрения, как и с точки зрения его главных сторонников, манипулирование парламентом, распространение слухов об ирландских и папистских заговорах, а также о причастности к ним короля было оправдано чрезвычайной опасностью сложившейся ситуации. Возможно, было вероломством намекать на тайные договоренности Карла с ирландскими бунтовщиками, но опасаться этого было в любом случае оправданно. Когда в 1638 г. взбунтовались шотландские протестанты, Карл в первую же неделю объявил их предателями, но через месяц с небольшим после этого восстали ирландцы, а он до сих пор не сказал о них ничего плохого. Их главари – Фелим О’Нил и Рори МТуайр на севере и лорд Маскерри на юге – настойчиво заявляли, что у них есть королевский ордер на то, что они делают. В последние месяцы перед восстанием влиятельные ирландские католики граф Антрим и лорд Диллон в разное время входили в число приближенных Карла. Двумя годами раньше он хотел использовать членов клана Антрима против шотландских повстанцев. С того времени до прошлого апреля он всеми возможными способами пытался создать или получить под свой контроль армию, которая служила бы его целям. Возможно, он подумывал использовать в качестве такой армии самих ирландских повстанцев. Еще более вероятно, что в конечном счете он повернул бы любую армию, набранную, чтобы подчинить ирландцев, против непокорных подданных у себя дома.

Такова была опасность, какой она виделась глазами Пима, и она не была вымышленной. Король мог сделать примирительные заявления, чтобы заручиться необходимой ему поддержкой честных членов парламента, и этот тактический ход усилил бы его позицию. У себя при дворе он поощрял бахвальство молодых военных, окружавших его жену. И ни он, ни королева не давали иностранным послам повода сомневаться, что они при первой же возможности намерены силой вернуть себе власть.

Эдвард Хайд и его друзья в палате общин были обмануты уловками короля. Они воспринимали его заигрывание с ними как знак, что Карл готов уладить дело миром, и осуждали непримиримость Пима, поскольку считали, что он подвергает риску заключение разумного умеренного соглашения между королем и парламентом, опирающегося на уже проведенные реформы законодательства. В то время они не понимали, что король не хотел заключать соглашение на этой основе. Им не приходило в голову, что, привлекая их на свою сторону, он просто использует их в приближающейся схватке с целью не только уничтожить Пима, но и отменить все ограничивающие королевскую власть законы, с которыми его вынудили согласиться на последней сессии парламента. Умный Хайд и его друзья, пребывая во власти своих политических теорий, не улавливали природы сложившейся ситуации, в которой действовали. В идеале умеренность и компромисс всегда лучше, чем насилие, но это предполагает условия, которые осенью 1641 г. не существовали. Те, кто выступал за достижение договоренности между королем и парламентом, на деле оказались обмануты королем и оклеветаны Пимом. Хайда и Фолкленда можно уважать за верность их идеалам и пожалеть за их неудачи, но их нельзя похвалить за их политическую проницательность. Король Карл и Джон Пим видели ситуацию более ясно и понимали, что из нее нет никакого выхода, кроме применения силы или обмана. Невозможно достичь никакого равновесия между королем и парламентом.

Король был слишком самоуверен. Джон Пим такой ошибки не допустил. Он разгадал замыслы Карла и понял его слабые места. При дворе у него имелись свои информаторы, хотя король и его друзья вели себя так неосторожно, что едва ли в них была необходимость. Кроме того, парламентские уполномоченные, которых отправили, чтобы собрать сведения о действиях короля в Шотландии, по возвращении заверили Пима, что любые надежды Карла на помощь шотландцев в его борьбе против парламента иллюзорны.

Пим знал слабые места короля, но знал и свои