Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

ее коллега не так смущена и без задержки и лишних подробностей рассказывает о сути их спора. Месье Ортиз поглаживает указательным пальцем правой руки очень тонкие усики, придающие ему аристократический вид, и, как обычно, любезно пускается звонким голосом рассказывать об одиссее, «которая началась по меньшей мере тридцать лет назад, всего через одиннадцать лет после рождения вашего покорного слуги»:

– Журнал, в котором вы работаете, барышни, и которому я обязан удовольствием и счастливым случаем знакомства с мистером Конде Настом, вышел в свет 17 декабря 1892 года. Артуру Болдуину Тернеру, великолепному человеку, с блеском окончившему Принстонский университет, один из лучших в Соединенных Штатах, дабы спастись от скуки, которую наводила на него жизнь, состоявшая главным образом из праздности и развлечений, пришла в голову мысль выпускать в Нью-Йорке небольшой иллюстрированный журнал с помощью команды, которая…

– В которую входил месье Наст, – тоном знатока добавляет Жермена.

– Боюсь, мадемуазель, мистер Наст в это время еще учился в университете… Я продолжаю. Этот небольшой журнал, который должен был выходить еженедельно, был задуман его основателем как издание, весьма достойное того, чтобы удовлетворить большой интерес высшего американского общества к светским развлечениям, моде и хорошим манерам.

– Сегодня сказали бы, что это слегка «снобистский» журнал, не так ли?

– Вы прекрасно охарактеризовали позиционирование этого издания, и я благодарю вас за это. В качестве помощи в этом предприятии мистер Тернер мог рассчитывать на финансовую поддержку самых влиятельных семей Нью-Йорка, весьма щедрых, если речь шла о защите ценностей и обычаев, позволяющих с первого взгляда отличить людей достойного происхождения от выскочек. Несмотря на то что мистер Тернер был страстно увлечен печатью, и в частности типографским делом, он, разумеется, поручил выполнение материальных задач, связанных с жизнью журнала, другим лицам. Именно так он заручился услугами миссис Жозефины Реддинг, сделав ее главным редактором.

– Женщину? – невинно удивляется Жермена.

– Если верить ее имени и портрету, то я думаю, это действительно так! Этой самой миссис Реддинг пришла в голову чудесная мысль о названии, которое будет носить этот журнал и которое он с гордостью продолжает носить: Vogue.

– Значит, это французское слово, – поспешно дополняет его Жермена.

– Английское и французское слово, – поправляет месье Ортиз. – «Vogue», произносимое с закрытым «о», – это слово, используемое англоговорящими людьми для обозначения того, что сейчас в моде, в частности, в выражении «in vogue».

В этот момент Жермена и Мадлен совершенно машинально вытягивают вперед губы, чтобы про себя имитировать великолепный акцент месье Ортиза, который, не останавливаясь, продолжает свои разъяснения:

– Выбирая английское слово французского происхождения, миссис Реддинг гениально ублажила и слух своих соотечественников, подчеркнув при этом преемственность современной моды, унаследованной от Парижа. Итак, барышни, ваше любопытство удовлетворено, и, я полагаю, пришло время вернуться к работе, будучи более осведомленными и подготовленными к тому, чтобы служить интересам нашего прекрасного журнала.

Жермена и Мадлен, словно две мышки, ускользают из кабинета директора, гордые тем, что им уделили особое внимание. Едва начав спускаться по лестнице, Жермена поворачивается к своей коллеге, чтобы тихо обсудить только что закончившийся эпизод:

– Господи, как красив этот мужчина! Как жаль, что он хромает…

– Во всяком случае, он крайне любезен. И не приходится сомневаться в том, что он настоящий оратор!

– Думаю, его родители были дипломатами или кем-то в этом роде… Ну естественно…

– Правда?

– Черт побери, а как еще можно объяснить? Он что, родился во Франции и поехал в Америку, чтобы выучить американский язык?

– Все это не объясняет того, как месье Наст стал руководителем журнала…

– Наверняка его родители тоже были дипломатами, которые покупали дома так же, как мы покупаем пуговицы в универмаге Samaritaine…

Этот разговор, вне всякого сомнения, будет продолжен однажды вечером на бульваре Капуцинок, после 19 часов, на выходе из бюро. Но сейчас Мадлен должна заняться вычиткой статьи, подробно повествующей о путешествии графини Сен-Совер в Марокко, «страну тысячи легенд», из которой наивный читатель узнает, кроме того, что «местные жители скорее враждебно относятся к иностранцам», о том, что где-то на земном шаре существуют деревни, состоящие из «дюжины шалашей, в которых ютятся настолько отсталые люди, что невозможно в это поверить, особенно это относится к женщинам, одетым в белые одежды, но грязным, которые носят на спине детей, завернутых в кусок ткани». И в статье приветствуется «превосходный военный напор генерала Лиоте». Мадлен, как и абсолютное большинство ее современниц, не моргнув глазом перечитывает строки, в которых беспощадный консерватизм прикрывается налетом экзотики…

Колыбель Конде Наста

На самом деле с самого рождения Конде Наст отнюдь не был обречен на благосостояние.

Рожденный 26 марта 1873 г. от матери-католички и отца-протестанта, Наст унаследовал гораздо больше многочисленных и порой противоречивых моральных ценностей, нежели богатства. Его родители, Уильям Наст и Эстер Бенуа, никогда не знавшие того образа жизни, который будет вести он, одно время даже испытывали проблемы с деньгами. Их главная сила, ставшая одновременно источником самых больших неприятностей, исходила от их семей с обеих сторон. Уильям Наст, отец Конде, тащил на своих плечах груз тяжелого морального наследия своего собственного отца, Вильгельма.

Тот, рожденный в Штутгарте в лютеранской вере, обосновался в Соединенных Штатах в 1828 г. с намерением стать учителем немецкого языка. В 1835 г. он присоединяется к Епископальной методистской церкви, бывшей сектантской ветвью протестантизма. Для говорящего на немецком языке населения, обосновавшегося в Америке, Вильгельм Наст собирался стать главным миссионером этой церкви, основанной пятьюдесятью годами ранее. После того как он поселится в Цинциннати, штат Огайо, имя Наста прогремит во всех уголках его новой страны и будет известно в Европе. Он станет создателем и издателем официального органа методистской церкви, публикуемого на немецком языке, – газеты Der Christliche Apologete. За одно поколение клан Наста выковал себе безупречную репутацию, основанную на таких понятиях, как «достоинство», «честь» и «религия».

То есть ничего удивительного, что союз Уильяма с католичкой был воспринят семьей Наста как трагедия, если не сказать как позор. Родители жениха, разрываемые между почитанием религии и страхом скандала, пришли к компромиссу: Вильгельм будет присутствовать на свадьбе, тогда как его супруга останется дома. Но личная переписка деда Конде не оставляет места никаким сомнениям: «Она навсегда останется для нас чужой»[1], – писал он по поводу своей снохи. Dura lex, sed lex (закон суров, но это закон (лат.). По сравнению с семьей Наста родители Эстер Бенуа могли бы сойти за беззаботных счастливчиков. Однако эта уважаемая семья, известная тем, что открыла первый частный банк в городе Сент-Луис, расположенном в те времена в бывшей провинции Луизиана, не отличалась ни праздностью, ни эксцентричностью… О Бенуа говорили, что у них есть деньги, много денег.

Увы, всего за одно поколение сбережения