Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

Здесь были собраны одни из самых важных перевалочных пунктов для последующих глобальных преобразований первого порядка. Мало кто из специалистов представляет себе, что такие острова, как Барбадос и Ямайка, в свое время имели гораздо большее значение, чем английские колонии, которые впоследствии стали Соединенными Штатами. А государство, известное сегодня как Гаити, - тем более. В восемнадцатом веке она стала самой богатой колонией в истории, а в девятнадцатом, благодаря успешной революции своего рабского населения, Гаити сравнялась с Соединенными Штатами по своему влиянию на мир, в частности, в содействии реализации самой главной ценности эпохи Просвещения - прекращению рабства. Время от времени во время моего пребывания на Карибах я видел проблески необычной мета-нарративной истории этого региона. Они появлялись, когда я стоял по колено в сильно заиленной морской воде, наблюдая за археологическими раскопками в Доминиканской Республике, которые пытались идентифицировать затонувшее судно времен первого плавания Колумба, или когда я поднимался на зеленеющую вершину на севере Гаити. Там Анри Кристоф, первый лидер чернокожих, построил грозную Цитадель Лаферьер, самую большую крепость в Западном полушарии, вооружив ее 365 пушками, чтобы защитить с таким трудом завоеванную независимость страны от Франции. Другие намеки появились, когда я забрел в горы и тропические леса Ямайки и Суринама, соответственно, и был в восторге от того, что мог изъясняться на тви - лингва-франка Ганы, изученном во время ухаживания за моей женой, когда я разговаривал с потомками гордых общин беглых рабов, известных как мароны. Но тогда я еще не представлял себе общей картины; как и большинство корреспондентов, я был слишком занят новостями, чтобы далеко заходить за обширными историческими связями.

Позже "Таймс" снова отправила меня в Западную Африку. В течение нескольких лет, проведенных там в конце 1990-х годов, я много времени провел в Сахеле, месте строительства средневековой африканской империи, о которой рассказывается здесь , и в прибрежных районах, которые больше всего подпитывали работорговлю.

Я взялся за этот проект, прекрасно понимая, что замалчивание и вынужденное невежество окружают центральный вклад Африки и африканцев в создание современного мира, в котором мы все сегодня живем. Но я не был готов к тому, как трудно в каждом конкретном месте получить доступ к некоторым физическим следам этой истории или найти местные формы памяти и поминовения, которые поднимают эту роль Африки в должное измерение.

Я видел это в огромном количестве мест, которые оставили глубокий след в нашей общей истории, в таких странах, как Нигерия и Демократическая Республика Конго, где мало публичных мест памяти об Атлантике. Я видел это на Сан-Томе, острове, где была усовершенствована модель рабовладельческого плантационного комплекса, которая стала доминирующей в истории Западного полушария и определяла создание богатства в Северной Атлантике на протяжении четырех столетий, и о которой нет ни одной мемориальной доски или памятного знака.

В Сальвадоре, столице штата Баия, самого черного и отмеченного рабством района за всю историю богатой португальской колонии, я наняла чернокожего бразильского гида, которого мне очень рекомендовали. Но когда мы встретились лицом к лицу и я уточнил, что хочу осмотреть руины плантаций и посетить сельские общины, происходящие от беглых рабов, она, тем не менее, была поражена. "Я никогда не думала, что люди могут интересоваться сахарными плантациями", - сказала она, пояснив, что за годы работы ей ни разу не поступало такого запроса.

Но самым большим сюрпризом для меня стал Барбадос, где сахар, производимый рабами, пожалуй, больше, чем в любом другом месте на земле, помог Англии возвыситься в XVII веке. Я высадился на острове в марте 2019 года, полный решимости найти как можно больше следов этого наследия, но обнаружил, как тщательно они были скрыты или стерты. Среди моих первоочередных задач было посещение одного из крупнейших в полушарии кладбищ рабов, где покоятся останки почти шестисот человек. Однако мне потребовалось несколько попыток в течение трех дней, чтобы найти кладбище, которое не имело никаких указателей со стороны общественных дорог. Беседы с жителями района, которых я неоднократно просил, показали, что очень немногие знают о его историческом значении или даже о его существовании.

Все, что я обнаружил, проехав по ухабистой грунтовой дороге, пока инстинкт не подсказал мне выехать и пройтись, - это скромную полянку рядом с действующей плантацией, тростник на которой вырос до моего роста в шесть футов четыре дюйма. На ржавом железном столбе висела выцветшая табличка. Она сообщала, что это место является частью так называемого "Невольничьего пути", но не давала никакой дополнительной информации. Когда солнце устремилось вниз по западному небосклону, я недолго походил по нему, сделал несколько снимков, а затем, когда ветер засвистел в тростнике, собрался с силами. Я изо всех сил пытался представить себе ужасы, происходившие неподалеку, а также изобилие богатств и удовольствий, которые пот мертвых доставлял другим. В тот момент я мало что мог сделать, чтобы отдать должное бесчисленным жизням, которые были безжалостно перемолоты в производстве сладостей и дешевых калорий для далеких рынков. Эта книга представляет собой мою попытку довести эти размышления до конца.

Я не хотел бы уточнять, что самые вопиющие формы исторического стирания не связаны с набором преимущественно небольших бывших работорговых или плантаторских обществ, разбросанных по всему Атлантическому океану. Самым важным местом забвения, безусловно, являются умы людей в богатом мире. Пока я пишу эти строки, Соединенные Штаты и некоторые другие североатлантические общества, от Ричмонда, штат Вирджиния, до Бристоля, Англия, недавно пережили необычные моменты иконоборчества. То тут, то там сносятся статуи людей, которые долгое время считались героями имперских и экономических порядков, построенных на насильственной эксплуатации людей, вывезенных из Африки. Но чтобы эти жесты имели более глубокое и долговременное значение, перед нами стоит еще более масштабная и сложная задача. Она требует от нас изменить наше представление об истории последних шести веков и, в частности, о центральной, но практически незаметной роли Африки в создании почти всего, что сегодня нам знакомо. Для этого придется переписать школьные уроки истории в той же степени, что и пересмотреть университетские учебные программы. Это потребует от журналистов переосмысления способов описания и объяснения мира, в котором мы все живем. Она потребует от всех нас переосмыслить то, что мы знаем или думаем, что знаем о том, как был построен современный мир, и начать включать это новое понимание в наши повседневные дискуссии. Одна книга не может рассчитывать на достижение всего этого, но данный том следует читать с учетом этого вызова и с учетом этого духа и цели.