Строгановы - Андрей Левонович Шляхов

перемещению, правда временному, и местожительства руководителей фирмы. В XV в. интересы управления растущего хозяйства вызвали перемещение фамилии из Москвы в Сольвычегодскую, в XVI в. из Сольвычегодска в Пермские вотчины, а во второй половине XVII в. из Соливычегодской опять в Москву, XVIII же век уже переместил Строгановых в Петербург. Не могли ли эти мотивы быть действенными и для XV века, когда, согласно Икосовской[3] редакции родовой легенды, мы имеем отрыв фамилии от Москвы и ее переселение в Новгород? Вряд ли, ведь обычно опять-таки Строгановы оставляли своей деятельностью в тех местах, где они жили, неизгладимые следы энергичной предпринимательской своей работы в виде ли освоенных земельных территорий, основанных промыслов, худой памяти у населения об их эксплуататорской, стяжательной политике, в виде ли оставшихся в местных монастырях и церквах своих фамильных синодиков о поминовении родителей, вкладов церковной утварью, книгами и деньгами. Никаких, буквально никаких, и намеков на подобного рода следы о своей былой жизни и деятельности Строгановы за новгородский период своей жизни здесь не оставили. Правда, срок их жизни был краткий, всего 15–17 лет, но такие же короткие сроки их предпринимательской деятельности во всех других местах, например, на далекой Коле и Нявдеме в XVI в. и др. все же оставили по себе прочные результаты. Так что и это соображение о возможности переезда в Новгород относительно Строгановых падает, трудно допустить, чтоб ни один документ из довольно большого семейного архива у Строгановых не сохранил об этом воспоминаний».

Подробно рассмотрев все материалы, касающиеся происхождения Строгановых, Андрей Введенский пришел к двум выводам.

Вывод первый – Строгановы не новгородцы.

Вывод второй – в начале ХVІ века «мы явственно обнаруживаем Строгановых как крестьян-промышленников и солеваров Устюжского уезда, постепенно богатеющих, выходящих в сословие гостей, служилых людей». Это то, что известно достоверно и от чего надлежит отталкиваться историкам. На вопрос, откуда взялись в Устюжском уезде крестьяне Строгановы, ответа нет.

Устюжская округа, ограниченная низовьями рек Сухоны и Юга, местом их слияния и верховьем Малой Северной Двины, являлась одним из опорных пунктов славянской колонизации Русского Севера, происходившей в XI–XII веках. Согласно Устюжской, Двинской и Вычегодско-Вымской летописям, первое здешнее поселение было основано ростовским князем Всеволодом Большое Гнездо в 1178 году, но в наше время принято считать, что первая волна колонизации этих мест шла с северо-запада, то есть – из Новгорода. Это к тому, что Строгановы все же могли быть потомками новгородцев…

Глава II

Аникей Федорович Строганов (1488–1570), основатель великого дома

В наши дни поваренная соль стоит дешево и не является дефицитным продуктом. Современному человеку трудно представить, что добыча соли может быть весьма прибыльным делом. Ну разве что при огромных объемах… Однако в старину соль была весьма дорогой. Во-первых, поскольку разведанных месторождений было не так много. Во-вторых, добыча соли кустарным способом была весьма трудоемким делом. Хорошо, если она велась карьерным способом, когда соль черпали из открытых ям, но зачастую приходилось рыть шахты, а чаще всего соль выпаривали из воды. При естественном выпаривании воду из соляных озер и морских заливов отводили в искусственно сооруженные мелкие бассейны и после того, как она испарялась, собирали оставшуюся на дне соль. Но с подземными водами такой «фокус» не проходил – воду приходилось выпаривать на огне, в котлах или похожих на огромные сковороды поддонах. Искусственное выпаривание, которое называлось солеварением, хотя правильнее было бы назвать его солевывариванием, требовало большого количества рабочих рук и изрядных вложений. В-третьих, на цене соли сказывалась логистика: месторождения были редки и соль приходилось возить на большие расстояния. В-четвертых, варницы выплачивали в казну оброк, а продажа соли облагалась довольно высокой пошлиной. Вот и считайте…

В книге известного историка Аркадия Георгиевича Манькова «Цены и их движение в Русском государстве XVI века» можно прочесть о том, что в Костроме в 1553 году один пуд соли стоил четырнадцать московских денег, а к 1588 году его стоимость возросла до пятнадцати денег, а в Твери в 1588 году за пуд соли давали аж двадцать шесть денег. Московская денга, она же «московка» или «сабляница», была серебряной монетой номиналом 1/200 московского счетного рубля (рубля как монеты в то время не существовало, ведь он весил бы более двухсот грамм серебра). За одну московскую денгу с изображением всадника с саблей на аверсе (потому и «сабляница») давали две новгородских денги – «копейки», на которых всадник изображался с копьем в руке. Чтобы уровень цен был понятнее, можно рассматривать московскую денгу как эквивалент одного грамма серебра. Для сравнения, в соседнем с Костромой Ярославском уезде в XVI веке за двадцать семь алтын или сто шестьдесят две деньги можно было купить лошадь. Получается, что лошадь, составлявшая основу крестьянского хозяйства, стоила как одиннадцать с половиной пудов соли. В наше время килограмм обычной соли можно купить за двадцать рублей, стало быть, одиннадцать с половиной пудов обойдутся в три тысячи шестьсот восемьдесят рублей. О приобретении лошади с такими капиталами лучше даже не задумываться…

В феврале 1526 года Аникей Строганов купил треть соляной варницы без црена[4] за две гривны (два рубля), а в июне того же года за двадцать рублей приобрел варницу со всем необходимым оборудованием. «Во второй половине XVI века намечается заметное удешевление оборудования соляных промыслов, – пишет Маньков. – Выше отмечено, что в 1526 году Аника Строганов платил за варницу с цреном и со всем инвентарем 20 р., в 1540 г. за то же самое – 17 р., в 1562 г. – 7 р., из коих на црен приходилось – 6 р.; в 1581 г. варница с инвентарем и с “четвертью трубы рассола” ему обошлась в 19 р.».

Для полноты впечатления нужно ознакомиться с пошлинами и дорожными расходами. «В 1590 году Спасо-Прилуцкий монастырь продал в Москве партию соли свыше 8000 пудов на сумму около 900 рублей, – читаем у Манькова. – Помимо вологодских отвозных пошлин в размере 3 рублей 8 денег и выплаты таможенным откупным каморникам “теплого” в размере 10 алтынов, монастырь выплатил в Москве следующие пошлины:

Подьячему от записи соли в Московской таможне —

16 алтын 2 денги;

Пошлина в таможне на Большой стол —

40 рублей 16 алтын 4 денги;

То же на Малый стол —

27 рублей;

На панском дворе свальные пошлины —

4 рубля 8 алтын;

Итого (с вологодскими)

75 рублей 4 алтына 8 денег.

В 1593 году тот же монастырь заплатил на Холмогорском рынке в государеву казну с 5105 пудов купленной соли и ссыпанной в амбары