Преступный мир и его защитники - Н. В. Никитин (Азовец)

Александру Карпову предъявлено обвинение в убийстве, но нам, обвинителям, и вам, судьям, недостаточно одного того факта, что Александр Карпов пойман с облигацией на руках и что она находилась у него в 1899 г. Раз мы поддерживаем против него обвинение в убийстве, мы должны доказать, что он его совершил.

Когда Карпов был уличен в продаже облигации, он пришел на помощь правосудию и чистосердечно сознался в содеянном. Но теперь, когда душа облегчена признанием, в Карпове заговорил инстинкт самосохранения. Признаваясь в убийстве, он дает такие путаные объяснения, что у нас невольно возникает мысль, не имеем ли мы дело с одним из тех добровольцев, что готовы принять страдание. Это убеждение может в нас окрепнуть еще более, если мы вспомним то объяснение, которое давал Карпов относительно кражи в 1893 г., за которую он был осужден. Он говорил: «Я принял чужую вину». Невольно напрашивается аналогия: может быть, и теперь он принимает чужую вину.

Давайте во всем этом разберемся. Картину убийства, которую нам рисует подсудимый, мы должны сопоставить с той, которую получаем, воспроизводя ее по свидетельским показаниям, заключению экспертов, осмотру места преступления. В этом отношении правдивость признания подсудимого не оставляет сомнения. Картина убийства не могла запечатлеться в уме Карпова как свидетеля по делу Тальмы: она иная, она не та, которая рисовалась в том деле.

Когда Карпов совершил убийство, ему не было 17 лет. Поэтому мы, во-первых, должны спросить себя: как пришел Карпов в столь юные годы к подобному преступлению и мог ли он совершить его один? О мотивах, которые привели его к убийству, мы получили противоречивое объяснение. То Карпов говорит, что он руководствовался корыстными целями ограбления и наживы, то утверждает, что преследовал чисто моральную цель, считая, что Болдырева была очень плохим человеком и заслуживала смерти. Я думаю, что тема Раскольникова Карпову не по плечу. Здесь мы имеем дело с простым, корыстным преступлением, о чем свидетельствует и нравственный облик подсудимого. Карпов угрюм, молчалив, необщителен. Еще будучи мальчиком, он умел постоять за себя, достичь цели, проявив твердую волю. Уже смолоду в нем таились сильные страсти. Эксперты-психиатры останавливали ваше внимание на том, что в юношеском возрасте бывает достаточно самых незначительных импульсов, чтобы молодой человек мог с исключительной легкостью поддаться преступному желанию. И уголовная практика подтверждает это.

Исследуя далее вопрос о физической силе Карпова, о его возможности совершить убийство Болдыревой и Савиновой, когда ему не было еще 17 лет, мы должны учесть заключение экспертов, которые утверждают, что кинжал страшен и в руке младенца, сила же жертвы преступления роли не играет. Совершенно безразлично, была ли Болдырева немощной старухой или могла свалить с ног одной пощечиной своего дворника.

Теперь давайте разберемся в противоречиях показаний Карпова. Например, в одном случае Карпов говорит, что он спрятался за комодом, в другом — под постелью. Как же понять это противоречие? Я нахожу его вполне естественным. Карпов пойман, он имел неосторожность сознаться в преступлении. Чем же ему теперь защищаться, как не дискредитированием собственного же признания? Это единственный путь к спасению. Отрицание хотя бы и незначительных фактов достигает своей цели. Карпов, с одной стороны, говорит, что он совершил убийство «один», а с другой — известные факты отрицает. Таким образом он достигает того, что возникает сомнение в достоверности признания и возможности совершения им убийства без соучастников. Мы не можем не понять тех целей, которые преследует подсудимый, но мы в то же время не можем не протестовать против этого всей силой нашего убеждения. В процессе Тальмы Карповы были его обвинителями. Теперь мы, представители интересов Тальмы, обвиняем Карпова, добиваемся его осуждения, добиваемся от него правды. «Говорите же, — призываем мы его, — говорите! Истина нам не страшна!» Но он молчит. Может быть, он скрывает того, чье спасение мы не можем поставить ему в упрек? Действительно, предположение о соучастии отца возможно, но оно не имеет за собой достаточных оснований. В то же время в признании Карпова проскользнули такие правдивые штрихи, что их невозможно уничтожить. Вспомните, как он говорил об убийстве Болдыревой: «Ударил ее в левый бок, она приподнялась, почти что привстала на ноги, и тогда я нанес ей второй удар». Это фотографически верный снимок с действительности. Он мог запечатлеться только у совершившего убийство.

Защита во время судебного следствия стремилась доказать, что до 1898 г. у Карповых не было облигаций, что следы причастности их к преступлению начинаются только с 1898 г. И потому со стороны Карповых нет уже преступления, а есть лишь жертва и добровольное принятие чужой вины. Конечно, всякие предположения возможны, но они должны быть подтверждены фактами. А факты говорят нам о другом. Футляры, похищенные у Болдыревой, были найдены у Карпова 30 марта 1894 г., то есть через день после совершения убийства. Кровавый след, как видите, не обрывается в 1898 г., он ведет нас к месту совершения убийства, и там застаем мы отца и сына Карповых. Признание последнего завершает логическую цепочку доказательств, подтвержденных фактами. Слова излишни, они отдаляют справедливый приговор, отдаляют ту истину, которую мы ожидаем услышать. Поспешите же вынести свой приговор и отогнать им тот кошмар, который навеян на общество настоящим делом, и снять тот укор, который лежит на общественной совести!»

После продолжительного совещания присяжные заседатели признали Александра Карпова виновным лишь в укрывательстве преступления, совершенного другим лицом. Такой же вердикт был вынесен ими и в отношении его родителей.

Суд постановил: Ивана и Христину Карповых лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы на шесть лет, причем ходатайствовать через министра юстиции пред Его Императорским Величеством о замене этого наказания для Карповой тюремным заключением на один год; Александра Карпова заключить в тюрьму на два года.

Гражданский иск, заявленный присяжным поверенным Добровольским со стороны полковника Тальмы, был удовлетворен полностью.

По вступлении этого приговора в законную силу ранее осужденный Александр Тальма подал в правительствующий сенат ходатайство о возобновлении его дела вследствие вновь открывшихся обстоятельств. Ходатайство, однако, было оставлено сенатом без последствий, но затем по представлению министра юстиции состоялось высочайшее помилование Александра Тальмы.

ЖЕСТОКАЯ МЕСТЬ

В ночь на 19 сентября 1900 г.