Свой выбор (1-2 части, первый курс) - Рина Зеленая

— Нет места более надежного, чем Хогвартс, — напомнил Дамблдор.

«Для сохранности какого-то камешка — возможно, но вы уже сделали все, директор, чтобы из-за вашей задумки школа стала гораздо более опасной для школьников!» — мысленно рявкнул Снейп, но вслух ничего такого не сказал.

— И ты нужен мне здесь, Северус, — проникновенно добавил Альбус, выждав небольшую паузу.

Эти паузы, таинственность, игры словами бесили Снейпа еще со времен ученичества. И теперь, без убойной дозы бодрящего, вызывали особенно много раздражения. Лишь годы опыта позволяли волшебнику держать язык за зубами.

— Вы могли сообщить мне об этом утром, директор, — напомнил Снейп очевидное.

«Или дать своему карманному зельевару с Меткой хоть пару дней отдыха», — добавил мужчина про себя.

— Мой мальчик, это важное дело, — настаивал Дамблдор. — Ты сам утверждал, что подготовка займет много времени. И сам жаловался, что у тебя не будет возможности уделить должное внимание моей просьбе среди года.

«Просьбе? — про себя фыркнул Северус. — Вы сами себя обманываете, директор. Вы давным-давно раздаете мне приказы, а не просьбы».

— Все, Альбус, мне надоело это обсуждать, — сдерживая эмоции, прошипел Снейп. — Если вы хотите получить результат, то дайте мне хоть раз выспаться. Иначе…

Северус не договорил, взмахнул рукой, закрывая камин от вторжений, и поднялся из кресла. Для него не были секретом мотивы Великого и Светлого волшебника. Зельевар давно понял, что Дамблдор пытается держать его на коротком поводке, не давая ни жить, ни дышать свободно. Казалось бы, Непреложные Обеты и так сковывали Снейпа по рукам и ногам, но Альбусу, похоже, этого было мало. Будь его воля, он бы обвешал Северуса маячками и поселил в своем кабинете, чтобы тот уж точно не сбежал.

Мужчина скривился от фантомного приступа изжоги, представив бесконечные чаепития с конфетами и печеньем.

Вздохнув, он медленно поплелся в спальню, со стороны мало напоминая того величественного и сильного человека, которого видел каждый в коридорах школы. Наедине с собой Северус мог не таиться, не держать маску. Он даже вздохнул тяжело и устало, как будто ему было вдвое, а то и втрое больше лет, чем на самом деле.

1.16

Не снимая халата, зельевар завалился на смятую постель и уткнулся лицом в подушку. Наволочка оказалась чуть влажной и отдавала запахом пота. Снейп скривился и перевернул ее другой стороной, вяло думая о том, как подобное могло произойти.

Из-за постоянного контакта с испарениями волосы Северуса круглый год выглядели жирными и грязными, но мало кто знал, что зельевар, в немалой степени из-за собственной работы, был патологическим чистюлей. Он не мог уснуть, не приняв душ. Он мыл руки после варки зелий так тщательно, что лишь по чуть желтоватому цвету ногтей удалось бы опознать род его деятельности. Не мог спать на одном и том же белье более трех дней. А уж одежду менял полностью каждый день, пусть одна его черная мантия ничем не отличалась от другой.

«Сон, мне приснился странный сон…» — сообразил Снейп.

Болезненно застонав, мужчина поднялся и вновь направился в гостиную. Там он устроился у камина с бокалом бренди. Прикрыв глаза, зельевар попытался припомнить детали, но они постоянно ускользали. Сосредоточившись, менталист скользнул в собственную память, точно зная, что сумеет отыскать неясное видение.

Это был дом. Его собственный дом, но тех времен, когда Северус еще не переделал его под собственные нужды. Строение и сейчас оставалось убогой лачугой в два этажа. Но тогда на первом еще не было библиотеки, в которую зельевар превратил крохотную гостиную, а кухонная мебель еще не рассохлась, не пожелтели от времени старые дверцы, покрытые неровными слоями белой краски.

Но и тогда для семьи Снейп это крохотный дом — кухня, гостиная, санузел, две крошечные спальни наверху — был верхом роскоши. Мать не работала, но и вести хозяйство не умела, отец с утра и до ночи торчал на фабрике, а после шатался по серому городку под серым небом в компании своих бесцветных приятелей, ища местечко, чтобы в очередной раз напиться дешевого вина.

Если он возвращался до того, как мать загоняла Северуса в кровать, будущий зельевар с болью и отвращением наблюдал за тем, как Тобиас Снейп переползает порог и с рычанием устремляется к креслу в гостиной. Если же отец добирался до дома позже, то мальчик в страхе замирал на своей узкой жесткой кровати под комковатым одеялом — крики отца и плач матери пугали его гораздо больше, когда он не видел происходящего.

В своем сне Северус видел один из таких вечеров. В крохотной спальне, больше похожей на бывшую кладовку, места хватало лишь на кровать, стол и стул у окна, но мальчик жалел лишь о том, что некуда пристроить еще больше книг, и так занимавших и столешницу, и подоконник, и место под кроватью рядом с сундуком, где юный Снейп держал свою немногочисленную одежду.

Сундук был еще мамин, некогда дорогой и невероятно удобный, но большая часть его чар давно выветрилась, превратив потертый короб в увесистую махину, куда помещалось гораздо меньше вещей, чем хотелось бы. В сундуке Северус хранил самое ценное: взятые почитать книги, учебники, форму и записки Лили.

Снизу раздался грохот, вскрик матери, и зельевар вздрогнул, отодвигаясь в самый угол, прижимаясь спиной к холодной стене. Крохотная лампа почти не разгоняла тьму, лишь отбрасывала желтоватые тени на потолок. Донесся яростный рев отца, что-то упало. Мать громко и протяжно вскрикнула. Ее голос на миг потонул в вопле Тобиаса Снейпа. А потом наступила тишина.

Этой тишины Северус всегда боялся больше всего. Она давила на уши, обволакивала холодом и беззвучно хохотала на ухо, заставляя мальчика дрожать и закутываться в одеяло так плотно, что наружу торчал лишь покрасневший от сдерживаемых слез кончик носа.

До поступления в школу Северус почти всегда спускался вниз, нередко подворачиваясь под горячую руку отцу. Потом пришло осознание, что он ничем не может помочь матери, лишь раз за разом нарывается на побои, которых ему и в школе не удавалось избежать.

Страх и осознание собственной беспомощности загоняли юного зельевара в угол. Ему казалось, что никогда больше он не будет так несчастен, как в годы своего детства. Пока… Пока он не потерял все, чем дорожил.

— Северус, — позвал его кто-то. Голос казался бесцветным и ломким, как прошлогодние листья.

Трясущийся мальчик выглянул из своего