Вор без имени - Илья Соломенный

А значит — она подойдёт.

Но сначала — книги.

Я машинально ощупал кошель, где лежала последняя серебряная монета. Её не хватило бы даже на самый потрёпанный трактат о магии. Да и ни один книжник не стал бы продавать магические фолианты какому-то оборванцу.

Значит, придётся брать самому…

Эх, жаль не хватило ума спрятать добычу, заработанную с бандой Рива, отдельно от них… В старое логово я не возвращался, но уверен, что эти уроды всё там подчистили и отыскали мою заначку…

Но это ничего — Кастор дал мне адрес! А воровать я уже худо-бедно научился и сам. Вскоре я миновал пару затопленных улиц и оказался чуть на отшибе, перед узким домом с треугольной, частично разбитой и частично затянутой плющом, стеклянной крышей.

Плот скользнул под арку затопленного окна, и я поймал себя на мысли, что каждый раз невольно жду, что кто-то набросится меня изнутри. Но дом молчал — только вода лениво плескалась о стены, да ветер шевелил лианы, опутавшие потрескавшиеся стены.

Остановившись возле разрушенной лестницы, я привязал верёвку к обломку перил, торчащих из воды, и полез вверх по стене, цепляясь за выступы кирпичной кладки. Пальцы знали каждую щель, каждый выступ — за две недели я изучил этот путь как следует.

Теперь это был мой дом, если можно так сказать…

По остаткам обстановки, облупившейся краски на стенах и общему виду я догадался, что когда-то здесь жили богатые горожане — может, купцы или чиновники. Теперь же от былой роскоши не осталось почти ничего. Вода забрала нижние этажи, оставив мне только верхний — четыре комнаты, из которых я занял одну.

Самую просторную, с высокими окнами, в которых ещё оставались чудом уцелевшие стёкла, и изнутри имелись ставни. Но выбрал я её не потому, что тут было много места — а потому, что в крыше имелся люк, ведущий под крышу.

Войдя внутрь, я оглядел свои владения.

Матрас, свалянный из старой парусины и набитый сухими водорослями. Сундук, найденный в соседнем доме — внутри запасная рубаха и штаны (украденные, само собой), нож, нить с иглой, пара склянок со спиртом для обработки ран, и ещё парочкой мелочей.

У восточной стены — старый камин. Рядом — котелок, кружка, ложка. Всё — краденое. На каменной полке — банка с солью, горсть сушёных грибов и вяленая рыба про запас.

И пустой книжный шкаф.

Я развязал свёрток с едой, достал одну из устриц, расколол её об угол камина и с наслаждением выпил. Мясо было солёным, жирным и пахло морем.

Ладно, этим не наешься. Надо пожарить рыбу.

Готовить в камине не хотелось — он нещадно чадил, проверено — так что я выбрался на крышу через люк в потолке.

Честно говоря, дело было не только в камине — здесь находиться мне просто больше нравилось.

Солнечный свет, пробивавшийся сквозь пирамидальную стеклянную крышу, рассыпался по всему пространству. Где-то стёкла сохранились идеально, создавая чёткие геометрические узоры на полу, а где-то зияли провалами, затянутыми упрямым плющом, который карабкался вверх, цепляясь за железные перекладины каркаса, и создавая приятную тень. Местами зелени было столько, что в ней можно было спрятаться.

В разрывах между стеклом и зеленью свободно играл ветер, принося с собой запахи моря и цветущих где-то вдалеке полей.

Сама крыша здесь давно перестал быть просто крышей — дожди и время превратили её в странный сад. Уж не знаю, откуда тут взялась земля — но почти всё пространство поросло невысокой изумрудной и очень упрямой травой, из которой выглядывали тонкие стебли дикого чабреца, жёсткие листья подорожника, одуванчики.

Я часто замечал, как по утрам сюда прилетали птицы, чтобы поклевать семена или просто посидеть на краю разбитого стекла, наблюдая за мной с любопытством, лишённым страха.

В центре этого полуразрушенного чуда стоял мой очаг — круг из тёмных камней, почерневших от дыма, с уложенной на них решёткой и аккуратно сложенными рядом сухими ветками.

Я уже присел у костра, собираясь развести пламя, как вдруг заметил движение в тени у дальней стены — где заросли плюща были особенно густыми.

Из-за листвы вышли двое мужчин — словно ждали меня всё это время.

Они были не похожи на обычных обитателей Трущоб — крепкие, с жилистыми руками, загорелые. Одежда простая, но добротная: кожаные куртки без лишних украшений, прочные штаны, заправленные в высокие сапоги. И оружие — не кривые ножи бродяг, а настоящие пистоли с колесцовыми замками, и длинные кинжалы в ножнах.

Я замер, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

Пальцы сами потянулись к тесаку за поясом, но я не стал хвататься за оружие — шагнул назад, к люку. Сбежать будет вернее, чем драться с двумя здоровяками!

И тут за спиной раздался лёгкий скрип.

Я резко развернулся, всё же выхватывая оружие — и упёрся взглядом в третьего мужчину.

Он стоял прямо у спуска, перекрывая путь к отступлению. Высокий, с лицом, изрезанным шрамами, и пистолетом в руке, который пока не был направлен на меня — но явно ждал своего часа.

Проклятье! Смогу ли я уложить их всех магией?..

— Это место занято, — произнёс я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

И сделал пару шагов вбок, чтобы держать всех троих в поле зрения.

Двое усмехнулись — почти одновременно. Один потянулся, будто разминая затекшие мышцы, и в этом движении было что-то нарочито небрежное — словно они не видели во мне угрозы.

— Мы долго тебя искали, — сказал тот, что стоял у люка.

Его голос был спокойным, почти дружелюбным, но глаза — холодными, как сталь.

Я не опустил тесак.

— Зачем?

— Ты забыл кое-кому представиться.

В воздухе повисло напряжение.

Я сжал рукоять тесака, уже догадываясь, кто эти люди.

— Если вам нужно имя — меня зовут Краб.

— Мы знаем, как тебя зовут, — сказал один из двух. Он сделал шаг вперёд, и солнечный свет скользнул по его лицу, высветив глубокий шрам над бровью, — Но ты забыл назвать его ей.

Он достал что-то из кармана и протянул мне.

Карта. Игральная карта с королевой.

Глава 15

Барон

Лодка скользила по мутной воде Трущоб, в которой отражались облупившиеся фасады, и оставляла за собой лёгкую рябь. Я молча сидел на корме — грести не приходилось, ведь двое из моих «проводников» споро работали вёслами, а третий, высокий, с изрезанными шрамами лицом, сидел напротив и не сводил с меня глаз. Его