Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер

к злу ради добра. Иногда на Земле используется точно дозированный яд, чтобы прийти на помощь больным. Марита, внезапно ставшая жертвой физического распада, нуждается теперь в услугах того, кто её бесконечно любит. Пришёл час просить для неё помощи у тех, кто ранил её в своей любви…

Голос друга был полон печали; но я не в состоянии был комментировать философию, которую он только что высказал, поскольку мы прибыли к зданию, где находилось жилище семейства Ногейров, залитое восходящим солнцем.

Мы поднялись.

Как и я накануне, наставник постучал в приоткрытую дверь.

После повторных призывов к нам вышел Морейра, как обычное человеческое существо, поднятое с постели.

Меня он не видел, поскольку у меня не было времени преобразиться, но прикоснувшись к Феликсу, он разразился долгой тирадой ругательств, которую благодетель выслушал со смирением. Когда тот закончил, слегка разочарованный отсутствием реакции, которую его бесплатный гнев должен был породить, Феликс поделился с ним новостью о несчастном случае. Он знал, что тот будет заинтересован в защите девушки, и пришёл просить у него помощи. Видя недоверие, с которым он был принят, он попросил оказать ему любезность и самому удостовериться, находится ли малышка в апартаментах в это время дня.

Морейра проследовал вовнутрь и вернулся, почёсывая себе голову. Хорошо, он согласится на его просьбу, но не будет будить владельца дома, пока не убедится в реальности всего происшедшего.

Насупившись, он следовал рядом с наставником, не произнося ни единого слова, от Фламенго до больницы. Но как только он оказался лицом к лицу с девушкой, оказавшейся в столь беспомощном физическом состоянии, его грудь вдруг взорвалась потоком слёз, как скала, из которой внезапно забил источник…

Он повернулся вокруг собственной оси и как стрела вылетел из больницы.

Успокоенный, Феликс объяснил, что, очевидно, Клаудио скоро появится, проинформировав меня, кстати, что, насколько ему позволено знать, Марите предоставляется небольшая отсрочка. Она проведёт ещё несколько дней в своём больном теле, от пятнадцати до двадцати дней, не более… Это будет время для размышлений, для ценной подготовки к духовной жизни… Мозг будет защищён, но не исцелён. Он уже повреждён. По несколько часов девушка будет в состоянии регулярно думать и слушать, она сможет вновь обрести некоторые источники чувственности и сможет смутно видеть. Но она не сможет более рассчитывать на помощь слова. В этом состоянии, добавил он, она легко сможет дольше оставаться в физической сфере. Но брюшина пострадала от контузии и необратимых следствий. Антибиотики, какой бы ни была сильной доза, ни к чему не приведут. И несмотря на такое состояние дел, он чувствовал себя признательным в духовным руководителям, которые просили в пользу этого небольшого добавочного времени. Финальные часы будут для неё бесценными. Она воспользуется возможностью подготовить себя к обновлению, тогда как Клаудио, Марсия и Марина будут иметь возможность пересмотреть свои пути.

Я с волнением отметил его оптимизм.

Прошло немногим более пятидесяти минут, когда Клаудио, в сопровождении своего врача, знавшего Мариту довольно давно, вошёл в пункт помощи. Под давлением Морейры и опрошенная своим мужем, Марсия предоставила всю информацию, которой располагала.

Только что пришедший врач оставил банкира в вестибюле, чтобы провести осмотр, без труда признавший малышку. Сделав это, он предпринял меры со своими коллегами, чтобы девушка была срочно доставлена в Центральную Больницу Пострадавших, чтобы там она прошла срочное и деликатное лечение. И после нескольких звонков по телефону, целью которых было подготовить необходимую аппаратуру, он сразу же отдал необходимые распоряжения. Пусть Мариту выкупают, очистят воздух, поскольку даже если, как он полагал, она находится в коме, с ней должны обращаться со всевозможным вниманием. Хрупкое состояние девушки требовало покоя и отдыха. Он просто сделал это замечание до того, как могло возникнуть малейшее повреждение, способное осложнить ситуацию.

И действительно, едва началось её многотрудное перемещение, за которым издалека следили Клаудио и Морейра, её голова склонилась назад, тем самым перекрыв доступ крови, и возникла опасность асфиксии. Феликс как мог контролировал руки водителя, и сразу же после того, как она вновь оказалась в постели, я прибег к тяжёлой магнетической помощи, которой требовали обстоятельства. Я присел, чтобы иметь возможность держать это истощённое тельце в своих руках, окутывая его своим дыханием во время операции, которую мы позволим себе назвать дополнением силы, чьи результаты были явны и очевидны, пока создание, сдерживаемое в физической оболочке, находится при последних импульсах сопротивления.

В это время Феликс посоветовал мне уплотнить мой внешний вид, чтобы Морейра мог видеть мои действия. Он сохранял надежду дождаться его предложения по поддержке дыхания девушки в нормальном функционировании.

И тогда я стал молиться, посвящая себя успеху цели, и когда Ногейра и его компаньон переступили порог комнаты, куда нас поместила администрация, вампир бросил на меня изумлённый взгляд.

Они стояли, скорбно пошатываясь, тронутые зрелищем…

Неукротимые чувства охватили мою душу…

К дочери подошёл, дрожа, Клаудио и разразился рыданиями.

Насколько я мог ощущать его, этот миг представлял для него обзор его совести.

Инстинктивно он вернулся в мыслях к своему детству и отрочеству… Он вспомнил свои первые неосмотрительные шаги. Необдуманность прошлого обретала свои черты в его памяти. Он словно пролистывал свои сексуальные излишества прошлого. Каждая девушка, которую он поддерживал в иллюзии, каждая женщина, чьими слабостями он злоупотреблял, появлялась на его ментальном экране, и, казалось, спрашивала, что он сделал с девушкой, которую преподнесла ему жизнь…

Этот человек, который вызывал у меня противоречивые чувства, и от которого я желал отдалиться, охваченный отвращением, теперь вызывал у меня растроганность, которую проявляли лишь мои слёзы!…

К большому изумлению медсестры, Клаудио стал на колени, и Морейра вместе с ним… В конвульсиях рыданий он гладил эти взлохмаченные волосы, смотрел на её восковое лицо, которое так изменила смерть, остановился на лице и губах, покрытых трупными пятнами, втянул в себя тяжёлый больничный воздух, выдыхаемый лёгкими, и опустив голову на одеяло, скорбно вскричал:

— A-а, дочь моя!… Дочь моя!…

В этот миг лоб Морейры склонился, словно раздавленный страданием… Оба они находились здесь, склонённые к моим коленям, выказывая то же поражение, что и Марита, нашедшая утешение на моих коленях.

Я признал, что Божественное Провидение приближало ко мне не только жертву их намерений. Палачи тоже нуждались в любви. Поддерживая неподвижную девушку на уровне груди, я прикасался к ним своей правой рукой, будучи в состоянии молитвы… И молитва делала яснее мои мысли, исправляя моё зрение!… Да, в то время, как я старался утешить этих двух мужчин, чьи угрызения совести сгибали их с силой невысказанного мучения, я размышлял