Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

заставляли спуститься в траншеи. Люди из СД, стоя на краю траншей, гнали евреев дальше к месту казней, где по ним сверху стреляли другие члены СД, вооруженные автоматами. Поскольку я был главным в группе и располагал большей свободой передвижения, один раз я подошел прямо к месту казни и увидел, как новую партию евреев укладывали поверх только что расстрелянных. Затем их тоже расстреляли автоматными очередями. Люди из СД следили за тем, чтобы в процессе расстрелов в грудах трупов образовывались пологие склоны, по которым новоприбывшие могли подняться и лечь сверху на трупы, поднимавшиеся на высоту до трех метров.

…Все это являло собой самое отвратительное зрелище, какое я когда-либо видел в своей жизни. Я часто замечал, что после автоматной очереди некоторые евреи оставались живы и их, всего лишь раненных, практически погребали заживо под трупами следующей партии. Никто не добивал раненых из милосердия. Я помню, как из груд трупов доносились голоса раненых, проклинавших эсэсовцев [так в тексте]{423}.

Другие полицейские уже давно привыкли к массовым убийствам, и кошмарный «Праздник урожая» мало на кого произвел столь же сильное впечатление, как на Детмольда. Что действительно было для них ново, так это необходимость избавиться от огромного количества трупов (прежде эта проблема решалась в обстановке относительной секретности в лагерях смерти). Вильгельм Гебхардт*, служивший под командованием Гнаде в особой охранной роте, которая после завершения акции осталась в Люблине, вспоминал: «В самом Люблине несколько дней стояла ужасная вонь. Это был характерный запах горелых трупов. Любой мог догадаться, что в лагере Майданек сожгли огромное количество евреев»{424}.

Жители Люблина чувствовали запах сжигаемых тел на расстоянии, но многим полицейским 3-й роты в Понятове довелось гораздо ближе познакомиться с процессом ликвидации трупов. Понятова располагалась всего в 35 километрах к югу от Пулав, и полицейские этой роты время от времени заезжали туда. Теперь же некоторым из них поручили охранять евреев, занятых страшной работой по выкапыванию и сжиганию тел. Полицейские во всех подробностях наблюдали за тем, как рабочие извлекали трупы из траншей, отволакивали с помощью лошадей к месту сожжения, складывали на стальную решетку, а затем сжигали. Всю прилегающую территорию окутала «безобразная вонь»{425}. Как-то раз прямо во время сожжения у лагеря притормозил грузовик с полицейскими. «Некоторым из моих товарищей стало так плохо от запаха и вида полуразложившихся трупов, что их стошнило прямо в грузовике»{426}. Новый командир 3-й роты капитан Хаслах*, выслушав донесения вернувшихся полицейских, счел их «неправдоподобными» и обратился к гауптвахмистру Карлсену со словами: «Давай съездим туда и сами посмотрим». Когда они прибыли на место, работа уже была завершена, но один любезный офицер СС показал им могильные рвы и сделанную из стальных перекладин «решетку для гриля» размером примерно четыре на восемь метров{427}.

По завершении операции «Праздник урожая» округ Люблин стал считаться judenfrei. Кровавое участие 101-го резервного полицейского батальона в «окончательном решении еврейского вопроса» подошло к концу. 6500 евреев (по консервативным оценкам) было расстреляно в ходе акций в Юзефуве, Ломазах и других местах, 1000 человек стали жертвами «охоты на евреев», и еще как минимум 30 500 погибли в Майданеке и Понятове. Если сложить эти цифры, получается, что батальон непосредственно участвовал в ликвидации путем расстрела не менее 38 000 евреев. После того как в начале мая 1943 года в лагерь смерти было депортировано как минимум 3000 евреев из Мендзыжеца, общее количество тех, кого полицейские батальона погрузили на поезда в Треблинку, достигло 45 000. Окончательное число жертв батальона, личный состав которого насчитывал менее 500 полицейских, составило как минимум 83 000 человек.

Глава 16

Дальнейшие судьбы

Внеся свой вклад в реализацию «окончательного решения еврейского вопроса», на фоне меняющейся обстановки на фронтах личный состав 101-го резервного полицейского батальона все чаще участвовал в боях с вооруженными партизанами и солдатами противника. Весной 1943 года батальон понес одну из немногих своих потерь: обер-лейтенант Хаген случайно попал под огонь своих же полицейских и был убит. Но в последний год войны потери среди офицеров резко возросли. Лейтенанты Гнаде, Хоппнер и Петерс погибли в бою, а лейтенант Друккер был демобилизован по ранению{428}. В начале 1944 года в Германию вернулся и майор Трапп{429}. Часть полицейских попали в плен к наступающей Красной армии, но большинству удалось вернуться домой накануне поражения Третьего рейха.

Многие возвратились к своим довоенным занятиям. Для обоих гауптштурмфюреров СС – Хоффмана и Волауфа, – как и для 12 из 32 унтер-офицеров, чьи судьбы удалось отследить, это означало продолжение службы в полиции. Из 174 полицейских рядового состава еще 12 успешно воспользовались своим опытом службы в батальоне и после войны сделали карьеру в полиции. Это не удивляет, но протоколы допросов дают очень мало информации о том, почему эти 26 человек с легкостью смогли остаться на полицейской службе. Из числа резервистов партийными были лишь двое, но из унтер-офицеров – 9 человек, при этом трое из них были еще и членами СС. Хоффман и Волауф, разумеется, состояли и в НСДАП, и в СС. Хоффман упоминал о том, что из-за принадлежности к СС он на короткий период был задержан британцами. Его допрашивали и польские власти, но тем не менее он был освобожден и незамедлительно вернулся к работе в полиции Гамбурга{430}.

По иронии судьбы за действия 101-го резервного полицейского батальона в Польше ответили после войны не убежденные эсэсовцы, а майор Трапп и лейтенант Бухман. На одного полицейского из состава расстрельной команды в Тальчине донесла его бывшая жена. На допросе он назвал имена командира батальона Траппа, командира своей роты Бухмана и своего взводного гауптвахмистра Каммера. Всех их в октябре 1947 года экстрадировали в Польшу. 6 июля 1948 года они предстали перед судом в городе Седльце. Процесс занял всего один день. Суд сосредоточился исключительно на акции возмездия в Тальчине, где было расстреляно 78 поляков, а не на гораздо более кровавых и страшных преступлениях против польских евреев. Полицейского из расстрельной команды и самого Траппа приговорили к смерти и казнили в декабре 1948 года. Бухман был приговорен к восьми годам заключения, а Каммер – к трем{431}.

Вплоть до 1960-х годов деятельность 101-го резервного полицейского батальона больше никто не расследовал. В 1958 году для возбуждения дел по фактам нацистских преступлений и координации судебного следствия был образован Федеральный центр расследования преступлений национал-социализма со штаб-квартирой в городе Людвигсбурге. Из сотрудников Федерального центра было сформировано несколько оперативных групп, каждая