Ананасы в шампанском - Игорь Северянин

дитя!

За то, что любишь ты природу,

За то, что веет жизнь от щёк

Твоих, тебе слагаю оду,

Мой звонкострунный Журчеек!

После «Онегина»

Сегодня утром после чая,

Воспользовавшись мерзлым днем,

«Онегина» – я, не скучая,

Читал с подъемом и огнем.

О, читанные многократно

Страницы, юности друзья!

Вы, как бывало, ароматны!

Взволнован так же вами я!

Здесь что ни строчка – то эпиграф!

О, века прошлого простор!

Я современности, как тигров,

Уже боюсь с недавних пор.

И если в пушкинское время

Немало было разных «но»,

То уж теперь сплошное бремя

Нам, современникам, дано…

Конечно, век экспериментов

Над нами – интересный век…

Но от щекочущих моментов

Устал культурный человек.

Мы извращеньем обуяны,

Как там, читатель, ни грози:

И духу вечному Татьяны

Мы предпочтем «душок» Зизи!..

Интермеццо

Чаруют разочарованья

Очарованием своим…

Культурные завоеванья

Рассеиваются, как дым…

Обвеяны давно минувшим,

Им орошенные мечты,

Минувшим, ласково-прильнувшим

К мечтам, больным от пустоты…

Неизъяснимые волненья

Поят болеющую грудь…

На нежном пляже вдохновенья

Так несказанно – отдохнуть!..

Непостижимые желанья

Овладевают всей душой…

Чаруют разочарованья

Очарованья пустотой…

Рисунок иглой

Ореховые клавесины,

И отраженная в трюмо

Фигурка маленькой кузины,

Щебечущей на них Рамо…

В углу с подушкою качалка

Воздушнее затей Дидло.

На ней засохшая фиалка,

Которой сердце отцвело…

Оплывшие чуть жалят свечи,

Как плечи – розу, белый лоб.

Окно раскрыто в сад. Там вечер.

С куртин плывет гелиотроп.

Все ноты в слезовом тумане,

Как будто точки серебра…

А сердце девичье – в романе,

Украдкой читанном вчера…

В деревне

В деревне, где легко и свято

Природе душу передам,

Мне прямо страшно от разврата

Столичных девствующих дам.

И здесь, – где поле, лес и книги,

И Богом озаренный дом, —

Тем отвратительней интриги,

Столиц Гоморра и Содом.

Я вовсе не любитель охать

И ныть, но любо вспомнить зло

Их торжествующую похоть,

И как их ею развезло.

Не любящий нравоученья

И презирающий мораль,

Я не могу без возмущенья

Их пакостную вспомнить саль…

«Зола в стекле»

Казалось бы, что благородство

Есть свойство нужное для всех,

Что в негодяйстве яд уродства

И в пакости – бесспорный грех;

Что не достоинством считать бы

Нам благородство, а – судьбой,

Не волочиться после свадьбы

За первой юбкой площадной;

Не наставлять рогов мужьям бы

С мимоидущим молодцом,

И не писать бы эти ямбы

С гневом пылающим лицом.

Казалось бы!.. На самом деле ж

Всё по-иному на земле:

В меня за правду злобой целишь

Ты, человек, – «зола в стекле»!

А. К. Толстой

Кн. Л. М. Ухтомской

Граф Алексей Толстой, чье имя

Звучит мне юностью моей

И новгородскими сырыми

Лесами в густоте ветвей;

Чей чудный стих вешне-березов

И упоенно-соловьист,

И тихий запад бледно-розов;

И вечер благостно росист;

Он, чьи припевы удалые —

Любви и жизни торжество;

Чья так пленительна Мария

И звонко-майно «Сватовство»;

Он, чье лицо так благородно,

Красиво, ясно и светло;

Чье творчество так плодородно

И так роскошно расцвело.

Ему слагаю, благодарный,

Восторженные двадцать строк:

Его напев великодарный —

Расцвета моего залог!

Тайна песни

Обворожительных имений,

Рек, деревень, садов и сёл

На свете много; тем не меней, —

Кто где всю жизнь свою провел,

Иль только юность, только детство, —

Свой славословит уголок,

Поет, не разбирая средства,

Его, от прочих мест далёк.

Неподражаемых поэтов,

Художников, артистов и

Музыкотворцев много, в этом

Уж убедиться вы могли.

Однако же, у всяких вкусов

Излюбленный искусник свой:

Одним – мил Дебюсси и Брюсов,

Другим – Серов и А. Толстой.

Очаровательных созданий

Немало между разных рас:

Блондинок цвета шерсти ланей,

Брюнеток с васильками глаз.

И редко тот, кто любит шведку,

Японкой будет увлечен.

Лишь соловей, вспорхнув на ветку,

И я, такой же, как и он,

Поём равно всё то, что видим,

И славословим всех равно.

Мы никого не ненавидим

Да и не любим заодно!

Не оттого ль?.

Итак, нежданное признанье

Слетело с изумленных уст!..

Не оттого ль мое терзанье?

Не оттого ли мир мне пуст?

Не оттого ли нет мне места,

Взлелеянного мной вполне?

И в каждой девушке невеста

Является невольно мне?

Не оттого ль без оговорок

Я не приемлю ничего?

Не оттого ль так жутко-зорок

Мой взор, вонзенный в Божество?

Не оттого ль мои паденья

Из глуби бездны снова взлет?

Не оттого ль стихотвореньям

Чего-то всё недостает?..

И как судить я брата смею,

Когда я недостатков