На румбе - морская пехота - Олег Константинович Селянкин

и то, что теперь на вооружении мы имели уже новейшие по тому времени тралы, а главное — то новое, что начало свершаться на Волге после посещения ее наркомом Военно-Морского Флота адмиралом Н. Г. Кузнецовым (было это в начале мая 1943 года).　

Не знаю, о чем он говорил с новым командующим флотилией контр-адмиралом Ю. А. Пантелеевым и другими столь же высокими должностными лицами, но сразу же после его отъезда у нас вместо Отдельной было создано две бригады траления, командирами которых соответственно стали капитан 1-го ранга П. А. Смирнов и капитан 2-го ранга В. А. Кринов.　

Но дело, конечно, не в том, что появилась вторая бригада траления. Принципиально новым было то, что теперь всю Волгу от Саратова до Астрахани поделили между этими двумя бригадами, поделили на два БОЕВЫХ РАЙОНА, где вся полнота военной власти сосредоточивалась в руках штаба той или иной бригады траления. А это означило, что теперь командиру бригады траления подчинялись не только его катера-тральщики, но и все прочие корабли и пароходы, оказавшиеся на территории его БОЕВОГО РАЙОНА; теперь в его оперативное подчинение перешли и армейские части ПВО, базировавшиеся на берегах Волги; в штабе каждой из этих бригад траления теперь появился представитель Наркомата речного флота, который, если возникала в этом необходимость, дублировал приказание командира бригады траления, дублировал от имени своего наркома.　

Такое единоначалие было крайне необходимо в обстановке, которая сложилась на Волге весной 1943 года.　

По той же схеме (но, разумеется, в меньших масштабах) строились и БОЕВЫЕ УЧАСТКИ, полноправными хозяевами которых являлись командиры дивизионов катеров-тральщиков.　

До мая я занимался тралением в основном в районе Шишкинских и Солодниковских перекатов, где тогда было особенно тяжело: и фарватер сжат и изломан минными бакенами, да и немцы каждую ночь появлялись здесь, чтобы подновить ту или иную минную банку или бомбежкой помешать нашей работе.　

Этот период (с 6 апреля до первых чисел мая) был, пожалуй, самым тяжелым для меня лично. Дело в том, что пока я зимой, повинуясь приказу, мотался по замерзшей Волге, меня сняли с должности флагманского минера Отдельной бригады траления. Теперь я снова был дивизионным минером, как и в первые месяцы прошлой навигации. Откровенно говоря, я тяготился должностью флагманского минера, но назначение дивизионным минером все же больно ударило по самолюбию, тем более, что вины за собой не чувствовал.　

Так что я был даже рад, что оказался именно в этом минном пекле — на Солодниковских и Шишкинских перекатах; здесь почти не оставалось времени для грустных размышлений о бренности всего земного.　

Из того периода деятельности особенно запомнились четыре случая: траление у Яра Насоныча, гибель нефтеналивной баржи «Комсомолка», приказ наркома Военно-Морского Флота, оповестивший весь флот о том, что я страшный разгильдяй, и ночной поход на полуглиссере с контр-адмиралом Н. И. Шибаевым.　

Я с тремя катерами-тральщиками бежал мимо Яра Насоныча, когда сигнальщик доложил, что видит на берегу людей, которые призывно машут руками.　

Должен сказать, что к этому времени помощь населения для нас стала делом привычным, и мы подошли к зовущим. Они оказались рыбаками и сказали, что сегодня ночью, когда они на этом плесе тянули сети, вражеские самолеты сбросили в Волгу на парашютах шесть или семь каких-то «штуковин».　

К сожалению, не всегда подобные сообщения «внештатных наблюдателей» оказывались достоверными, кое-кто из них за «штуковины» принимал даже куски яра, рухнувшие в воду по той или иной причине. Но здесь (по словам рыбаков) таинственное что-то упало у лугового берега, то есть вдали от яра, и поэтому, обозначив минными бакенами новый фарватер и сообщив в штаб бригады о случившемся, я вывел свои катера-тральщики на первый боевой галс.　

Не знаю, как для других, а для меня почему-то особенно волнителен всегда был первый галс на каждом новом минном поле; вроде бы и все до мелочей знаешь, а все равно волнуешься.　

Это потом (причем очень скоро) все станет на свои места, это потом, чуть позднее, ты будешь беззаботно зубоскалить с матросами, утюжа минное поле. А в самом начале…

Между прочим, однажды со мной на катере-тральщике шел некий подполковник, который имел очень приблизительное представление о нашей работе. Помнится, мы с ним партии две или три сыграли в шахматы, с аппетитом позавтракали и расположились на надстройке кубрика, беседуя о разных разностях.　

И тут подполковник пренебрежительно отозвался о нашей работе, дескать, не война это, а разлюли-малина. Обиженный до глубины души, я выложил ему все то, о чем мы избегали говорить — о том, что останется от катера-тральщика, если мина взорвется под ним или рядом.　

К несчастью, пренебрежительный отзыв подполковника о нашей работе слышали все, кто был в рубке и на палубе. Теперь они поспешили мне на помощь, дополнила мой рассказ такими подробностями, что подполковник вдруг сразу вспомнил, что ему обязательно нужно по пути в Сталинград заглянуть в одну деревню. Мы для приличия поуговаривали его идти с нами, так как этот наш переход почти безопасен: только вчера здесь взорвался катер-тральщик, а что по этому поводу гласит теория вероятностей?　

Подполковник ответил, что он очень рад знакомству с нами, с удовольствием продолжил бы его, но…　

И мы, поломавшись немного (и будто с большой неохотой), умышленно высадили его — каюсь — в самом безлюдном месте. Чтобы он ножками основательно поработал.　

Так вот, не успел я, начав траление, еще приобрести обычного спокойствия, как наш катер словно вознамерился встать на дыбы, и мои ноги восприняли тугой гидравлический удар.　

«Есть первая!» — подумал я, оглянулся и увидел огромный столб воды, который, постояв мгновение, рухнул, вспенив Волгу.　

Скоро к нам подошли катера-тральщики, которыми командовал старший лейтенант А. Румянцев, и к ночи все вражеские мины были нами вытралены.　

На моей памяти это единственный случай, когда полная победа далась нам так сравнительно быстро (в течение одного дня) и легко.　

А нефтеналивная баржа «Комсомолка», когда под ней рванула вражеская мина, сразу выплеснула в Волгу бушующий огненный поток. И было просто невероятно видеть, что его смогла пересечь лодка-завозня, в которой, тесно прижавшись друг к другу, сидели шкипер баржи и две или три женщины с детьми.　

Мы подхватили их почти на кромке уже чистой воды, увели в кубрик и какое-то время избегали говорить о случившемся. Потом я все же спросил:　

— Куда теперь направитесь?　

— Как куда? — удивился шкипер. — Обратно в Астрахань. Или, думаешь, нам теперь не доверят другой нефтянки?　

Этот бесхитростный ответ простого речника, согласное молчание женщин, все еще прижимавших к себе притихших