Полдень XXI век 2005 № 03 - Самуил Аронович Лурье

Натановичем Стругацким. С ним Лесная дева разговорится, главное, не оставлять ее потом наедине с Брайдером и Чадовичем. Среди писателей есть всякие, даже врачи, все равно лучше не оставлять Лесную деву с Брайдером и Чадовичем. Пусть поговорит с Борисом Натановичем, этого ей хватит на всю жизнь. Под Большой лиственницей, собрав зверей и соплеменников, будет рассказывать, как Борис Натанович, деликатно посвистывая и постанывая на языке лесных, указал ей на то, что жизнь потихоньку налаживается…

— Ты кто?

Нет ответа.

Я готов был вернуться к лодке.

Холодок страха потом заливал спину.

Я чуть не заорал, когда впервые за последний месяц вдруг затренькал, задергался в кармане спутниковый телефон. Или я вышел из некоей мертвой зоны, или Роальд, наконец, решил дать мне ценные указания.

«Что ж ты, сука?..» — заорал я, включая кнопку входа.

Но откликнулась Архиповна: «Ой, ты чего?»

«Напугала!» — выдохнул я с облегчением.

«А ты ждешь звонка?»

«Конечно».

«А мне не сообщил, что уехал в область. Еле до Роальда дозвонилась. Ты там не пьешь?»

«Нечего тут пить».

А она уснуть не могла в Пекине. Валялась на многих мелких китайских подушечках. Стонала непристойно: «Ох, ты бы видел, Кручинин! Везде шелк, прямо скатываюсь с постели!»

Связь прервалась.

Я вытер вспотевший лоб.

Если поймаю лесную, непременно привезу в Питер.

Володя Ларионов влюбится в деву. Етоев тоже. Он вепс. Этим все сказано. И Романецкий зря говорит про аллергию. У одной девушки, например, была аллергия на мужскую сперму, вот это фокус! Если впереди болото, вернусь. Если гнус навалится, тоже сбегу к реке. Там, у воды, надежнее. У воды всегда надежнее. Кстати, Антон запросто мог воспользоваться водой. Может, его даже не убили. И не потерялся он, а сознательно кочует. В деревне ведь никто не говорил о нем как о покойнике. «Еду и выпивку для горстки подлецов!» Это он хорошо говорил. Войду в Питере в бар под руку с мохнатой Пукающей коровой, так и потребую.

За сухими елями снова мелькала тень, опять неприятно бесшумная.

— Кто ты? — крикнул я в еловый сумрак.

— Я! — ответил заикающийся голос.

— Кто это я? — заорал я в полном ужасе.

— Т-т-ты? — не понял заика. — От-т-ткуда мне знать?

18

Оказывается, меня ждали.

Заика только прикладом меня не подталкивал.

— Ш-ш-шляются, суки!.. Выт-т-таптывают траву!..

Никакой травы под ногами не наблюдалась. Шуршала перепрелая хвоя, заика покрикивал:

— П-п-пошевеливайся!

Многолетнее соседство с лагпунктом не прошло для деревни даром.

Не зря мужики в клубе покуривали в ладошку. Я даже начал подозревать, что заика представляет не что иное, как определенные силы. Но он вывел меня к заимке.

Небольшая изба.

Срублена в лапу. Нижние венцы из лиственницы.

Внутри нары и железная печурка с трубой, выведенной в оконце.

На нарах сидел, откинувшись на стену, брат Харитон. Он обрадовался, увидев меня, черные усики дрогнули. «Видишь, — сказал, — как дух в тебе бродит». Светлые кудри путались с волосами прижавшейся к нему Евелины. «Ничего на свете мне не надо…» В распущенном состоянии волос у нее оказалось так много, что все плечо Святого было покрыто длинными рыжеватыми прядями.

Меня грубо толкнули на скамью, намертво пришитую к полу и к стене кованными железными скобами. Потрескавшееся стекло в оконце с трубой совсем запылилось, но дверь наружу была открыта. Заика буркнул: «Ну я тут рядом».

И вышел.

«Ты, пацан, с какой улицы?» — хохотнул вдали сыч.

— Вот как дух в тебе играет, да? — сказал Святой так, будто перед ним на скамье сидела несчастная Маша. — Наверное, думал, что своей волей идешь? А вот нет, не по своей, — засмеялся, крепче прижимая к себе Евелину. — Определенные силы. Все они. Дунут-плюнут, а люди трясутся, как холодцы.

Евелина прижалась к нему крепче:

— Аха.

— Ничего своего, все чужое, — выдохнул Святой. По-моему, он даже не видел меня. Не знаю, что ему казалось, но обращался он как бы и не ко мне. Даже не знаю, что ему представлялось, когда все-таки вперял в меня взгляд. Может, определенные силы. — Все идут. Только осознанность не всем открыта. Многое увидишь, многому не поверишь. А принесешь новости, кого они обрадуют?

19

— Аха…

Глаза подведены, шея закутана.

Не обязательно от комаров, подумал я. А Святой опять засмеялся:

— Все предадут. Всех обойдешь, все откажутся.

— И она? — указал я на Евелину.

Святой даже не удивился.

Крикнул:

— Артемий!

Заика вошел.

Умело прижал меня к стене. Клочья сухого мха оцарапали щеку. Щелкнули наручники.

— Защита? — выдрался я из его рук, огромных, как рукавицы. — От чужих программ?

Святой покачал головой. Он точно меня не видел. Прижимал Евелину крепко, но и ее не видел. Со сладкой глупостью в глазах, в кудрях мохнатых, как болонка. Наиля точно назвала бы ее сукой.

Глава шестая

ФИОЛЕТОВЫЕ ГАЛИФЕ

20

Все ушли.

Наручники позволяли сидеть или лежать.

Так всегда бывает, решил я, когда выскакиваешь на улицу в домашних тапочках и спортивных штанах. Даже до двери не мог дотянуться. Подозрения мадам Генолье теперь не казались мне безосновательными. Безумно испугался, когда в кармане затренькал, задергался спутниковый телефон.

Роальд? Архиповна?

Но звонила Маришка.

«Кручинин, вы мне, наверное, изменяете?» — тоже грузила меня своей программой.

«Нет, просто у меня активная жизненная позиция», — попытался отбиться я.

«Смешной пупсик! — она, конечно, с меня угорала. — Хотите, зайду?»

Я представил, как она поднимается по лестнице, звонит и, не дождавшись звонка, открывает незапертую дверь. Черная мгла выгоревшей квартиры, вода, налитая пожарниками, запах пожарища. Маришка точно угорит. Когда выскакиваешь на улицу в домашних тапочках, обязательно попадаешь в центр грандиозных событий.

«Где ты взяла этот номер?»

«Заезжала к вам на работу».

«Видела Роальда?»

«Ну да. У него и взяла».

«Разве он не сказал, что я в области?»

«Нет. А вы в области?»

«Вот именно. И не могу дозвониться до Роальда. Позвони ему. Скажи, что я жду звонка».

«А вы зайдете ко мне?»

«Когда вернусь».

21

Не могу сказать, что уснул сразу.

Но уснул. И проснулся только от чужих шагов.

Кто-то кхекал, бродил вокруг избы. Гей-ma гоп-ma гундаала задымила дундала. Дверь была открыта шире, значит, в нее заглядывали, неизвестный знал, что я пристегнут наручниками. «ЧК всегда начеку». Значит, не Антон. Тот потребовал бы еду и выпивку для банды подлецов. Неизвестный вслух дивился следам, оставленным перед заимкой. Вонючий дымок махорки заносило в двери. Известно, что в любой толпе два дурака сразу почувствуют и найдут друг друга. Проём как бы закрыло тучей, и я увидел на пороге сутулого старичка в