Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова

он уже правил в Спарте около четверти века. Кроме того, насколько мы знаем, Демарат не был лишен наследства, а Леотихид, кроме царской власти, потерял и все имущество, поскольку единственным законным наследником состояния покойного Агиса был объявлен Агесилай (Хеи. Ages. 4, 5–6; Plut. Ages. 4, 1). Можно согласиться с С. Я. Лурье, что обвинение в незаконном происхождении было в Спарте политическим оружием, которым не раз пользовались для удаления неугодных общине царей[261].

Как бы то ни было, Лисандр, выступив на стороне Агесилая в таком важном для последнего деле, конечно, рассчитывал приобрести себе дополнительный политический капитал. Надо думать, что в ближайшие после 399-го годы он был самым верным приверженцем Агесилая, связывая с ним надежды на новое возвышение. И действительно, вскоре ему представился удобный случай восстановить свое могущество с помощью Агесилая, в лице которого Лисандр рассчитывал иметь «многим, если не всем, обязанного ему человека, послушную свою креатуру»[262].

В 396 г., когда в Спарте решали вопрос о том, кого поставить военачальником в начавшейся войне с Персией, Лисандр очень постарался, чтобы на этот пост был назначен Агесилай. В этом Лисандру, конечно, помогли его многочисленные сторонники в Малой Азии, члены олигархических гетерий и бывшие декархи. Петиция малоазийских друзей Лисандра оказалась решающей; по словам Плутарха, «Агесилай получил таким образом благодаря Лисандру не меньшее благо, чем царскую власть» (Lys. 23, 1–2). Сам же Агесилай, чувствуя шаткость своего положения как царя и главнокомандующего, предусмотрительно решил заручиться божественным подтверждением своей легитимности. Для этого он обратился к оракулам, сперва в Додону, а затем в Дельфы. Только получив от божества благоприятный ответ, он смог «вырвать» у эфоров желанное назначение (Plut. Мог. 208f = Apopht. Lac. 10).

Вместе с Агесилаем отправились тридцать советников. Ксенофонт утверждает, что Агесилай их сам попросил для себя (Hell. III, 4, 2), и это повторяет за ним Плутарх (Ages. 6,5).

Конечно, эфоры, посылая подобную комиссию, имели в виду наблюдение за поведением царя. Сам же Агесилай успешно использовал этих советников как свой военный штаб, назначив его главой Лисандра. Таким образом, формально Лисандр был вторым лицом в армии после Агесилая, а фактически — по крайней мере на первых порах — первым. Лисандр имел далекоидущие планы: во-первых, он хотел восстановить декархии, а во-вторых, вместе с Агесилаем начать большую военную кампанию против Персии (Xen. Hell. III, 4, 2). О грандиозности подобных замыслов свидетельствует спектакль, устроенный ими в Авлоне, беотийском городе у пролива Еврип, перед переправой в Азию. Как выразился Г. Коуквелл, Агесилай, совершая жертвоприношение в Авлоне подобно Агамемнону, «хотел придать этой кампании грандиозное значение, дабы открыть новую главу в великом конфликте между Востоком и Западом»[263].

Однако в Азии Агесилай повел себя нерешительно, и первое, что он сделал, — заключил перемирие с Тиссаферном (Xen. Hell. III, 4, 5 и 25). Очевидно, между Агесилаем и Лисандром с самого начала возникли принципиальные разногласия относительно целей и характера этой экспедиции. Слишком осторожная позиция Агесилая не могла импонировать Лисандру, который жаждал реванша. Но самой главной причиной конфликта между Агесилаем и Лисандром были вовсе не принципиальные расхождения во взглядах на задачи похода. Агесилая быстро стало раздражать вызывающее, с его точки зрения, поведение своего заместителя. Лисандр повел себя так, словно он все еще оставался всесильным навархом. Ксенофонт отлично изобразил сложившуюся ситуацию: «Лисандра всегда угодливо сопровождала многочисленная толпа, так что Агесилай казался частным человеком, а Лисандр царем» (Hell. III, 4, 7). Царя такое положение вещей не устраивало. Враждебность его к Лисандру росла, и наконец, с согласия своего штаба, он удалил его от себя, а весной 395 г., когда подошел к концу срок службы комитета Тридцати, Лисандр вместе с прочими «советниками» был вынужден вернуться в Спарту (III, 4, 20). Таким образом, малоазийский поход Агесилая, на который Лисандр возлагал столько надежд, окончился для него полным крахом. Агесилай больше не хотел терпеть рядом с собой человека, которому он слишком многим был обязанным.

Лисандр после разрыва с Агесилаем оказался во враждебных отношениях с обоими царями, но благодаря своему авторитету он все еще оставался среди действующих политиков. Он принял самое деятельное участие в разжигании военного конфликта с Фивами, а в начале Коринфской войны был даже послан с отрядом в Галиарт, где вскоре и погиб (Xen. Hell. III, 5, 6–7; Diod. XIV, 81; Plut. Lys. 28). Предание утверждает, что его смерть в Галиарте произошла из-за опоздания царя Павсания. Сторонники Лисандра открыто обвиняли в его гибели спартанского царя, причем так успешно, что последнему пришлось даже удалиться в изгнание. Лисандру же были оказаны все посмертные почести. Его похоронили как «достойного служителя государства» (Plut. Lys. 30, 6).

Согласно античной традиции, спустя некоторое время после смерти Лисандра в его доме был найден текст большой речи. Общий ее смысл сводился к реформе царской власти (Ephor, ар. Plut. Lys. 30, 3–5; Diod. XIV, 13, 8; Plut. Ages. 20, 3–5). Речь эту, видимо, составил по заказу Лисандра профессиональный ритор Клеон из Галикарнасса. В том пункте, который касается проекта реформ Лисандра и связанных с ними «манипуляций с оракулами», традиция изобилует такими деталями и подробностями, которые вызывают известное недоверие. Но вряд ли правомерно считать, что все предание с его якобы поддельными и маловероятными деталями родилось исключительно в изобретательном уме Эфора. Ведь кроме Эфора, к которому восходит большинство поздних версий, о замыслах Лисандра сообщает также Аристотель. Что касается Ксенофонта, то, как заметил Э. Д. Фролов, «умолчание Ксенофонта не может служить основанием для отрицания надежности наличной традиции, ибо для этого проспартански настроенного писателя естественно было обойти молчанием факты, могущие бросить тень на официальных руководителей и строй Спарты»[264].

Царь Агесилай, узнав о столь опасных реформаторских замыслах Лисандра, хотел немедленно обнародовать их, желая, по-видимому, с помощью этой уловки реабилитировать свое не слишком благородное поведение по отношению к бывшему другу. Однако спартанское правительство по инициативе эфора Лакратида предпочло избежать политического скандала и замять дело. Агесилаю скрепя сердце пришлось согласиться с мнением эфоров, «что надо не выкапывать из могилы Лисандра, а закопать вместе с ним и это рассуждение, — до того было оно составлено убедительно и коварно» (Plut. Lys. 30, 5).

По словам Аристотеля, «Лисандр сделал попытку уничтожить царскую власть в Спарте» (V, 1,5, 1301b 19). Что подразумевал Аристотель под этими словами, становится ясно при обращении к другим источникам.

Диодор к сообщению Аристотеля, что Лисандр хотел уничтожить царскую власть, делает три важных уточнения: во-первых, Лисандр вовсе не собирался полностью упразднять царскую власть в Спарте, как это может показаться