Русский эксперимент - Александр Александрович Зиновьев

с разговорами на высочайшем интеллектуальном и образовательном уровне, с остроумными и язвительными шутками, политическими анекдотами, каких нет во всем прочем мире. Он прислушивался к тому, что говорилось за столом, и ему становилось неуютно. Мелькали слова и фразы, каких не было в речевом обиходе пятнадцати лет назад. На Западе многие отмечали эти явления в русском языке, а люди из России, с которыми Писателю приходилось сталкиваться, употребляли новые выражения, вошедшие в язык вследствие западнизации. Но это были отдельные вкрапления в язык, сложившийся с пушкинских времен и поддерживавшийся в Советской России. То же, что Писатель услыхал здесь, было нечто более значительное. Разговор этих высокоинтеллигентных людей напоминал ему по многим признакам разговор в блатной компании, в группе заключенных, в полубогемной среде художников и актеров, в сборище забулдыг у магазина алкогольных напитков.

У Писателя возникло чувство своей чужеродности, случайности и ненужности в этой компании. В чем дело? Перелом в русской жизни в последние десятилетия произошел настолько глубокий, что радикальным образом изменился и менталитет людей, особенно — самой образованной, а значит — самой чуткой на изменения части. Если уж так изменилась самая консервативная часть общества (а тут, надо думать, собрались именно такие), то что же стало с прочими?!

Стали, естественно, говорить о том, что произошло после 1985 года. Бурно заспорили о том, когда начался перелом. Один из собеседников заявил, что перелом начался в августе 1991 года. Его мнение определялось тем, что (как потом узнал писатель) он был одним из советников члена Политбюро ЦК КПСС, и свое время входившего в горбачевскую клику и замешанного в «путче» ГКЧП. Ельцинская клика сбросила горбачевскую с арены власти, шеф Помощника и сам он оказались не у дел. Другой собеседник отнес начало перелома к 1988 году, когда Горбачев сознательно начал разрушение КПСС сверху и изнутри, — он был лигачевцем, а Лигачев был одним из инициаторов перестройки и первые годы действовал совместно с Горбачевым. Третий участник разговора отнес начало перелома к марту 1985 года, когда Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС, — этот человек, как оказалось, был одним из руководителей одной из коммунистических партий, отвергающей весь курс на реформы. Философ сказал, что перелом наметился уже в хрущевские годы, его лишь отсрочили на время. А бывший журналист-международник счел началом перелома 1946 год, когда началась Холодная война.

Точно так же возникла дискуссия о сути перелома и о его причинах. Журналист видел причину краха в превосходстве сил Запада в Холодной войне и в поражении Советского Союза, Помощник — в перерождении советской системы, лигачевец в предательстве Горбачева и его клики. Коммунист — в отказе от Марксизма-ленинизма и т.д. Одним словом, каждый выделял какой-то один аспект процесса и раздувал его до масштабов главной причины.

Отношение Писателя к разговору резко изменилось, когда стали говорить о конкретных фактах. Ему стало страшно от того, что он услышал из хаотичного разговора москвичей. Он имел представление о положении в стране, но схематичное и обобщенное, скорее интеллектуальное, чем эмоциональное. И все равно он тяжело переживал это положение. А тут на него обрушился поток информации, с неумолимой и страшной силой бьющей именно по чувствам. Боже, какая же страшная судьба у его страны и его народа! За что такое наказание?!! Что мы сотворили со своей страной и с самими собою?! Что будут думать о нас наши потомки?!

Увы, потомки не будут думать ничего, ибо их просто не будет! Нас истребят полностью, и мы сами приложим к этому усилия! Вряд ли можно найти в истории человечества другой такой пример, когда часть населения страны с таким бы усердием, мастерством и успехом уничтожала свой же народ ради корыстных и зачастую иллюзорных интересов.

Возможно ли восстание

Писателя удивило то, что никто из присутствовавших не сказал ни слова о таком важном, на его взгляд, событии, как отстранение от должности вице-президента Руцкого, превращающегося в одного из лидеров (наряду с главой «парламента» Хасбулатовым) новой оппозиции. Он обратил на это внимание бывшего журналиста-международника.

Журналист: Вы воспринимаете нашу жизнь как западный человек, вольно или невольно игнорирующий конкретные «мелочи», которые у нас фактически играют решающую роль. Все то, что мы тут говорили, дает, конечно, информацию о состоянии России, причем — в общем и целом справедливую. Но ошибочно воспринимать ее как информацию о позиции нашей интеллигенции. Никто из присутствующих здесь не встанет на защиту оппозиции.

Писатель: Почему?

Ж: Ответить на Ваш вопрос — значит описать суть всего того, что у нас стало твориться после 85-го года, и нашу интеллигенцию. Наша «вторая революция» есть дело рук прежде всего интеллигенции. Хотя она и ворчит (а когда она не ворчала?!), в общем и целом ее новый режим устраивает. Для нее Ельцин — носитель сильной власти, порядка. А кто такие Руцкой и Хасбулатов? Они тоже из команды Ельцина, но перебежали в оппозицию в борьбе за власть. Верховный Совет — сборище болтунов. Средства массовой информации уже создали им дурную репутацию. Уже стало общепринятым в интеллигентской среде считать, что на стороне оппозиции концентрируются «фашисты» и «сталинисты».

П: И в эту пропагандистскую ложь верят?!

Ж: Её принимают, ибо это дает оправдание поведению интеллигенции. Так что никто из присутствующих не является сторонником Руцкого. Да он и не заслуживает этого. Дурак, ничтожество. Волею случая вылез наверх. Возмечтал сам стать «вождем». В глубине души многие одобряют решение Ельцина. Но зная Вашу позицию... Вернее, имея некоторое мнение на этот счет, на всякий случай избегают говорить на скользкую тему.

П: Как вы думаете, возможно ли восстание против ельцинской власти?

Ж: И да, и нет. Широкое народное восстание явно невозможно. Подавляющее большинство населения страны находится в состоянии депрессии. Людям не до этого. Лишь бы как-то выжить. К тому же массы просто дезориентированы пропагандой. И нет таких людей и организаций, за которыми пошли бы массы. Власть имеет мощные силы, готовые бить повстанцев. А народ безоружен.

П: А в каком смысле восстание возможно?

Ж: На политическом уровне уже возникла оппозиция. Она раздроблена. Верховный Совет волею обстоятельств становится центром притяжения для некоторой части оппозиции и для организации недовольства в стране в некое подобие массового протеста. Действия властей способствуют этому. Не исключено, что тут имеет место сознательная провокация.

П: С какой целью?

Ж: Вы это сами