Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019 - Коллектив авторов

Что равен вес добра и зла.

Всё просто: дважды два – четыре,

А два плюс два – одна зола.

Из неоконченных книг…

Владимир Тихомиров (1943–2011)

Стихотворения

Владимир Георгиевич Тихомиров (12.07.1943, Москва – 19.04.2011, Белый Городок) – поэт, художник, драматург, один из признанным мастеров перевода неавторской поэзии.

Окончив географический факультет МГУ, В. Г. Тихомиров начал преподавать в школе, но вскоре оставил учительство, чтобы профессионально заниматься переводом. Своим наставником в профессии сам он называл известного поэта-переводчика Аркадия Штейнберга. Первой крупной переводческой работой Тихомирова стал «Беовульф» (вышел в 1975 году) – поэтический древнеанглийский эпос VII–VIII века, написанный особым – аллитерационным – стихом, не имевшим аналогов в русской поэзии просто в силу особенностей соответственно русского и германских языков. Тем не менее Тихомирову удалось великолепно передать эту инструментовку оригинала, и сегодня «Беовульф» считается одним из шедевров отечественного перевода. Другой вершиной стали избранные гимны из «Ригведы» – поэтические тексты II тысячелетия до н. э., крайне сложные для толкования в силу своей многозначности и древности (даже при том, что переводчик работал с научным комментированием подстрочников). Передать эту многозначность и загадочность Тихомиров сумел с помощью в том числе двойного управления. Это было ему свойственно: берясь за каждый новый перевод, он придумывал оригинальные приемы, не боялся экспериментировать с ритмикой или придумывать неологизмы, звучавшие как дремучие архаизмы.

Среди других ярких работ Тихомирова – переводы румынской народной поэзии, песен «Старшей Эдды», поэтов Исландии XVII–XIX века, китайской и корейской классической поэзии, стихотворений Дж. Р. Р. Толкиена, Харри Мартинсона и др. Одним из последних и лучших стал его перевод средневековой английской философской поэмы «Жемчужина».

Собственные стихи, самые разные по жанру и нередко вдохновленные работой над древними текстами, Тихомиров писал всю жизнь, однако на ее протяжении лишь немногие смогли увидеть свет. Среди таких публикаций оказалась, например, детская поэтическая книга «Ирод-царь. Рождественская драма, сиречь Действо про царя Ирода и его злодейства…», написанная раешным стихом, – веселая, артистичная, запоминающаяся, которую автор сам продавал, зазывая прохожих с помощью перчаточной куклы – Петрушки.

Серьезным его стихам повезло меньше. А между тем они удивительные и по яркости, силе и разнообразию не уступают переводам, если не превосходят их. Кое-что Тихомиров успел сам выложить на свой сайт, кое-что удалось напечатать уже посмертно, усилиями его жены Изабеллы Бочкаревой. Данная публикация – очередной шаг, помогающий донести до читателя наследие этого необыкновенного поэта.

Екатерина Чевкина

Вариация первой темы

Сестре

За песчаными буграми, холодея,

угасает светозарный запад,

в синей заводи, закинув тонкий невод,

ловит ветер звездных рыб.

Здравствуй, брат. Зачем пришел ты к морю?

Там, за синими волнами, Иудея!

Ну, а ты, сестра, зачем пришла в пустыню?

Там, за синими холмами, Иудея!

Распрощались и пошли своей дорогой —

брат за море, а сестра в пустыню.

Дай им Бог попасться ветру в сети.

Вторая тема: интродукция

Живи, как хочешь, наугад, —

дороги все приводят в Рим,

дороги все приводят в ад,

в котором мы горим.

Приводят в ад, как в райский сад,

где облака, как дым,

где адским заревом – закат,

в котором мы горим.

Вошел – и нет пути назад,

и путь неповторим!

сквозь жизнь в себе несем мы ад,

в котором мы горим.

И пусть никто не виноват,

но мы боготворим

того, кто создал этот ад,

в котором мы горим.

Вторая тема

Иной страны себе не ищем,

иных времен – не ждем.

Вождем, солдатом или нищим,

философом над пепелищем

или прохожим под дождем —

кем бы ты ни был, в мире странник,

тебя узнают по глазам:

ты и на родине изгнанник

(о рыцарь веры, Авраам!),

ты сам палач, и жертва сам.

И кожей чувствуя, как слежку,

вражду, предвестницу голгоф,

в глазах попутчиков насмешку,

презрение в глазах врагов, —

ты сыном жертвовать готов,

и сам, судьбу свою решая,

врагам – в урок, друзьям в отмест,

иных путей не замечая,

отвергнешь яд, как чашку чая,

и понесешь свой тяжкий крест.

Тебя сия не минет чаша!

Когда и где – не все равно ль?

в любой стране – страна не наша,

в любом столетье – наша боль.

Из февральских тетрадей (1975 г.)

* * *

Год повернулся в колесе.

Одиннадцать пропело спиц

Мы на ничейной полосе.

Чего нам ждать – морозов? птиц?

Опять февраль. Опять циклоп

Над нами узкий морщит лоб

И жмурит сладко и жестоко

Под веком Огненное око.

Почти светло. Почти тепло.

Но за ночь снова намело.

Опять весна. Опять зима.

Нам нужно не сойти с ума.

Чего нам ждать? Опять февраль.

Земля во мгле. За мглою – даль.

* * *

       Вчера я философствовал,

а это верный признак,

что сердцу было пусто и темно,

поскольку рассуждение есть призрак

того, что в ощущении дано.

       Я размышлял о смерти, о свободе,

о вечности, о людях, о добре,

не замечая перемен в природе

и новых веяний в погоде на дворе.

       Я будто спал и видел очень ясно,

ясней, чем можно видеть наяву,

как ветер рвал последнюю листву,

как небо стало на закате красно,

как иней пал на мертвую траву, —

       и все, что свет печатал на сетчатке,

запечатлела память на клише,

пока я разбирался в беспорядке

на небе, на земле и в собственной душе.