Таежный тупик. Странствия - Василий Михайлович Песков

То, что нашим читателям известно уже десять лет, тут воспринято как новость, сопряжено с происходящим в нашей стране, дало еще один повод для суждений о «загадочной русской душе»… Мне пришлось ответить на множество разных вопросов. Чаще всего собеседники восклицали: «Сейчас одна в тайге? Немыслимо!» Горожанину это и у нас представляется немыслимым, но Париж удивление умножает. С Эйфелевой башни я увидел уходящую за горизонт тесноту серовато-белых крыш, лишь в одном месте прочерченную темной полоской Булонского леса. Крыши, крыши… Трудно было вообразить, что есть еще где-то нетоптаная земля, есть закоулки, где можно еще схорониться от мира, от его удобств, тесноты, богатства, нищеты, здравого смысла и сумасшествия.

Из Парижа в Москву три часа лета. Из Москвы в Абакан – еще четыре. А дальше к «эрмитажу в тайге» можно попасть только с редкой теперь оказией. Пока жили на Абакане геологи, добраться к Лыковым было сравнительно просто. Сейчас надо ждать: может быть, кто-нибудь полетит. Два-три года назад я пристраивался зимой к гидрологам, летом – к таежным пожарным. Сейчас и эти полеты почти прекратились – час работы Ми-8 стоит шесть тысяч и станет еще дороже. Гудевший ранее моторами аэродромчик в Таштыпе сейчас представляет собою пастбище для коров – ни самолетов, ни вертолетов.

Ерофей, залетевший в верховья Абакана охотиться в октябре и опоздавший к вертолету, вывозившему промысловиков в январе, просидел в Тупике до марта. Готов был уже выбираться пешком (400 километров целинной тайги вдоль реки), но, пройдя для пробы лишь малую часть пути, благоразумно вернулся. Вывез его случайно завернувший в Тупик вертолет из Кузнецка. Планировать «ежегодный» визит к Агафье в таких условиях трудно. Но в конце апреля позвонили из Абакана: «На 29-е в плане стоит вертолет. Если вылетишь сегодня – успеешь».

29 апреля я был в Абакане. Вертолетная оказия была вызвана давней проблемой сохранения кедрачей. В Хакасии они самые ценные по Сибири. И тут их все годы, как могли, сохраняли. Сейчас лесопромышленники точат на них топор, добиваются разрешения рубок. Высшая власть Хакасии – председатель Верховного Совета республики Владимир Николаевич Штыгашев и заместитель председателя Совета Министров Торосов Владислав Михайлович решили облететь кедрачи, своими глазами увидеть запасы главной таежной ценности, лежащей как раз по течению Абакана.

В полете Николай Николаевич Савушкин – «генеральный директор» хакасских лесов – дает пояснения. Мы с Ерофеем расположились на рюкзаках. Во время «сидения» в Тупике Ерофей отрастил бороду и не сбривает ее, превратившись по облику в старовера. «Агафья похвалит. Для нее борода как пропуск в рай божий». Обычный, привычный полет. Равнинная Хакасия и предгорья уже без снега. Дымятся местами жнивье и желтые прошлогодние травы. Вот-вот выбросят лист ивняки и черемуха. А в горах еще царство зимы. Кажется, горы из снега только и состоят. Глазу больно от сияния белизны. Абакан уже вскрылся, но черная его лента не широка, лишь кое-где сбегают в нее ручьи. Большая вода хлынет лишь в мае. Кедрачи постепенно будут отдавать влагу. И в этом, не считая орехов, их главная ценность. Они хранят воду, а ее из реки на равнинах подают на поля. Урожаи на сухих, тощих хакасских почвах зависят от сохранения влаги тут, в горах, кедрачами. Здешние власти все это знают. Но нелишне все же взглянуть на сказочный, еще дремлющий в белом одеянии лес…

Звуковой сигнал из кабины: подлетаем к точке посадки! Вертолет делает круг над уступами берега маленькой речки, впадающей в Абакан, и мы видим сверху раздрызганное хозяйство Агафьи – жилая постройка, сарайчик, курятник, загон для коз, новый, еще не законченный сруб, круто сбегающий вниз с горы огород с березовыми пеньками меж грядок. Лоскут земли среди снега выглядит теплым оазисом – в течение всего дня склон освещается солнцем. Лыковы опытным глазом это заметили, выбирая место для жизни.

Садимся. Радостный лай собаки. Подозрительный взгляд козла. Слегка растерянная Агафья возле порога – незнакомые люди! Но с ними – «свои», и хозяйка «поместья» радостно улыбается. Все же проходит минут пять, пока она как бы приходит в себя – неизвестно для чего зажигает в печке лучину, гремит чугунками. И наконец она берет инициативу в руки: знаем ли мы, что идет Пасхальная неделя?

Почти торжественно Агафья достает с полки кастрюльку с крашенными луковой шелухой яйцами. К празднику куры подарили ей ровно дюжину. «После поста разговелась яичком и молоком с хлебом». Далее мы слышим рассказ, каким было тут утро Воскресения Христова. Всю ночь Агафья молилась. А когда пришел час, громко в избе пред иконой, а потом отворив дверь, объявила: «Христос воскрес!!!» Ответить: «Воистину воскрес!» – тут было некому. Только заблеял козленок да залаяли озабоченные собаки. Знаем ли мы о Священном Писании? На всякий случай, чтобы ясно было, что такое есть праздник Пасхи, Агафья читает нам «краткий курс» жития Христова от рождения до смерти и воскресения. Рассказ сопровождается чтением особенно важных страниц из толстой книги, закапанной воском. Ободренная вниманием слушателей, Агафья переходит на пение: «Христос воскресе из мертвых…» Поет с искренне переживаемой радостью и довольно неплохо. Но замечает: «В молодости голос-то был и тверже, и чище». Рассказывает, как христосовались и пели, когда жили семьей.

С хорошо знакомой мне неизбежностью разговор затем переходит на Никона, «смутившего христиан дьявольской щепотью», то есть молением не двумя перстами, «как полагается», а тремя. Агафья, выстроив нужным образом потрескавшиеся от трудов пальцы, показывает «двуеперстие» и погибельную для каждого христианина «щепоть».

С ответами на вопросы в этой маленькой лекции разговор постепенно переходит к делам житейским. Каково жить одной-то?

«Да уж как Господь вразумил…» – осторожно отвечает Агафья, подозревая, что опять ее будут уговаривать переселиться к родне. Но скрыть не может: житье одной трудное. Главное – нездоровье. Плохо слушаются руки – «даже карандаш трудно держать». И надсада. Уточнение, что такое «надсада», о которой Лыковы всегда говорили, ясного представления о болезни не дает и является, видимо, следствием чрезмерно натужной работы, тяжелого подъема. «Все болит. И куда-то пропадает пупок». Простодушно Агафья показывает, как пупок уходит куда-то под грудь и исчезает. Была и простуда с температурой. Радиобуй, установленный тут на случай просьбы о скорой помощи, на поверку оказался для Агафьи ловушкой. В прошлом году врачи, прилетевшие по сигналу, на вопрос, что случилось, получили ответ: «Надсада. Спина болит, не могу напилить дров». Врачи переглянулись, зная, сколько стоит сюда санитарный полет. А в этот раз на включенный буй реакции не последовало. Не удалось выяснить почему. Не сработала техника или, что скорее