Петр Чайковский - Ада Григорьевна Айнбиндер

“Ундине” куда ни шло кануть в воду – это ее стихия; но вообрази себе “Опричника”, утопающего в Лете, борющегося с волнами; ведь он, бедный, вероятно, утонет, и когда я полезу его спасать, он и меня с собой утащит, т. е. (говоря просто) я клянусь честью, что никогда не обмакну пера в чернила, если моя опера будет забракована»[331].

О своих волнениях композитор писал сестре:

«…совершенно неожиданно попал в Питер, куда меня вызвали для присутствования в комитете, решавшем судьбу моей оперы. Я так был убежден, что меня забракуют, и вследствие этого был до того расстроен, что даже не решился прямо отправиться к Папаше, боясь его обеспокоить своим отчаянным видом. На другой день после злополучного комитета, стоившего мне многих терзаний и однако же окончившегося к моему полному удовольствию, я поехал к Папаше и прожил у него около недели»[332].

12 апреля 1874 года в Мариинском театре под управлением Эдуарда Направника состоялась премьера «Опричника». Это был настоящий успех – уже после первого акта публика громкими аплодисментами вызывала автора. На спектакле в ложе присутствовал Илья Петрович Чайковский и другие члены семьи. На премьеру прибыла целая делегация представителей Московского отделения РМО во главе с Николаем Рубинштейном. После спектакля состоялся торжественный ужин в честь Чайковского, организованный членами московской и петербургской дирекций РМО. На приеме директор Петербургской консерватории Михаил Азанчевский выступил с речью:

«Милостивый Государь П[етр] И[льич]!

Михаил Алексеевич Кондратьев, умерший в 1872 г., завещал петербургскому отделению Имп[ераторского] рус[ского] муз[ыкального] общ[ества] капитал в 7500 р. с тем, чтобы проценты с оного назначались на поощрение русских композиторов.

Стремясь к осуществлению мысли завещателя, Спб. дирекция общества не могла не остановить внимания на ваших композиторских заслугах. В течение девяти последних лет существования общества концерты его, сначала в Москве, потом в обеих столицах, постоянно знакомили публику и знатоков с новыми образцами вашего творчества и вашего искусства. Таким образом, из ваших произведений были исполнены две симфонии, две программные симфонические поэмы (“Фатум” и “Буря”), увертюры, концертная (фа-мажор) и к трагедии Шекспира “Ромео и Джульетта”, смычковый квартет и хор из фантастической неоконченной оперы.

Спб. дирекция общества, отдавая дань справедливости высоким достоинствам названных произведений, не упускает также из вида и печатных ваших произведений для фп. и для пения с фп., из которых многие были исполнены и еще более укрепили высокое мнение современников о вашей композиторской деятельности. Наконец, милостивый государь, ваши музыкально-драматические произведения (“Воевода” и “Опричник”), представленные в Москве и Петербурге, сделали ваше имя еще более известным публике и возбудили единодушное сочувствие к вашему таланту.

Спб. Дирекция И. Р. М. О. считает себя счастливою тем, что патриотическое пожертвование М. А. Кондратьева ставит ее в возможность выразить вам вещественным знаком свое глубокое уважение к вашим произведениям. Препровождая к вам 300 р., составляющие проценты с названного капитала, дирекция просит вас принять эту сумму как посильную дань ее признательности за ваши произведения, столь часто составлявшие украшение программ концертов Рус. муз. общ.»[333].

На последующих представлениях «Опричника» публика продолжала требовать автора, который уже покинул Петербург, на бис повторялись некоторые фрагменты оперы. Герман Ларош вновь выступил в прессе с рецензиями, которые кардинально отличались от того, что было с «Воеводой»: «“Опричник” – отрадный и цветущий оазис после той драматически-декламационной пустыни, в которой русские композиторы томили нас в продолжение нескольких последних лет… <…> …постоянная забота композитора о вокальной части оперы и его редкий в наше время мелодический дар имеет последствием то, что “Опричник” для голоса и искусства каждого певца представляет задачи гораздо более благодарные, чем любая из русских опер последнего времени»[334]. Через полгода после премьеры Ларош в своей статье, посвященной уже возобновлению оперы в Мариинском театре, вновь писал: «Страдая многими серьезными недостатками в отношении драмы и сценария, произведение это вознаграждает слушателя обилием музыкальных красот. Мелодическое богатство и непрерывно, в течение четырех действий льющийся поток густых и сочных гармоний делают оперы Чайковского если не украшением нашей лирической сцены, то украшением нашей музыкальной литературы и составляют новое свидетельство о богатом и симпатичном даровании этого композитора»[335].

В этом всеобщем ликовании заметно выбивалась абсолютно разгромная статья Цезаря Кюи в «Санкт-Петербургских ведомостях». Жестокой критике подверглось всё – от либретто и драматургии до собственно самой музыки и в целом стиля Чайковского: «…одна из самых неприятных, тоже весьма нехудожественных сторон творчества г. Чайковского – это смесь “французского с нижегородским”, смесь русской музыки и западной. Эта черта проявляется у него всюду. Я об ней еще недавно говорил по поводу его симфонии; но нигде она еще не проявлялась в такой сильной и отталкивающей степени, как в “Опричнике”. Музыка “Опричника” наполовину русская, заимствованная из народных песен, наполовину – плоско и грубо итальянская, вердиевского пошиба… <…> “Опричник” опера несостоятельная: музыка ее бедна идеями и почти сплошь слаба; в ней нет ни одного заметно выдающегося места, ни одного выдержанного, счастливого вдохновения; все серо, мутно, однообразно, скучно, и хорошая талантливая старательная инструментовка ничего не спасает»[336].

Несмотря на успех у публики, Чайковский, отойдя от всех чувствований, сам критично взглянул на свое оперное детище и в чем-то даже прислушался к Кюи: «Теперь, когда опера сделала пять полных сборов в 2 недели, я могу тебе сказать откровенно, что я глубоко убежден в непрочности существования “Опричника” на постоянном репертуаре. Я уверен, что его дадут еще столько раз, сколько нужно будет, чтобы покрыть твои издержки, – но опера эта не имеет будущности. Как ни злостна рецензия Кюи, как ни чудовищно пристрастен его отзыв, – но в сущности он довольно верно оценил ее достоинства, как музыкально-драматического произведения. В ней нет стиля и нет движения, два условия неизбежного охлаждения публики к опере. Вот поэтому-то не следует прижимать тех, кто хочет рискнуть поставить ее. Во всяком случае, я очень рад, что “Опричник” был дан. Я не потерпел фиаско и получил, вместе с тем, отличный урок оперного композиторства, ибо с самой 1-ой репетиции увидел свои грубые промахи и уж, конечно, не впаду в подобные же при сочинении следующей оперы»[337].

«Опричник» стал первой оперой, которую Чайковский не уничтожил, его первым успехом в этом жанре. Теперь Петр Ильич наконец был признан как оперный композитор.

Конкурс

Тяжелые личные переживания не мешали, а скорее даже способствовали творчеству. Так, за 1873 год помимо музыки к «Снегурочке» и фантазии «Буря» Чайковским были сочинены два фортепианных цикла, а также ряд романсов. При этом он продолжал трудиться в консерватории, писать статьи для «Русских ведомостей». Не менее интенсивным выдался 1874 год. Вовсю шла подготовка премьеры «Опричника», одновременно