Робеспьер. Портрет на фоне гильотины - Филипп Бурден

крупный историк своего поколения и коммунист по убеждениям, всегда старался понять сложность Робеспьера, о чем свидетельствует его яркая статья 1978 года «Робеспьер и противоречия якобинства». Всегда защищая его в своих учебниках и наиболее популярных трудах, Собуль посвящал свои терпеливые научные поиски постижению сложностей и тупиков робеспьеровского проекта, в частности его религиозному порыву и искажениям революционной демократии с конца 1793 года. Сложная точка равновесия, тем более что, как напоминает Мишель Вовель, Собуль, «вынужденный заниматься реалиями народного движения новыми по сравнению с его предшественниками способами, – это “человек масс”, хотя и проявляющий некоторую снисходительность (критическую, если допустить рискованный парадокс) к проблеме великого человека в истории (Робеспьера или Наполеона)».

Франсуа Фюре и «антитоталитарная» школа 1970-х и последующих годов вписываются в либеральную традицию XIX века и в некотором смысле переворачивают зеркало аналогий, выставленное советской революцией: раз Ленин присвоил Робеспьера и развязал террор, приведший к ГУЛАГу, то французский революционер несет ответственность за жестокости ХХ века… Спорный и оспариваемый итог, и хотя Робеспьер здесь не единственный обвиняемый – виновата вся перспектива радикальных социальных перемен, – он служит ценным свидетельством того, к чему некоторые сводят дело революции. Дихотомия левые/правые тоже отчасти обманчива, ибо некоторые крайне левые последовательно отвергают Робеспьера как могильщика народного движения (Даниэль Герен), тогда как «вторая левая», к которой близок Фюре, хочет покончить с «якобинской» культурой социализма, повинной во всех бедах французской политической жизни последних двух веков… Одновременно многочисленные голлисты сохраняют приверженность делу Комитета общественного спасения и вспоминают Робеспьера с некоторым почтением. При всем том сама идея, что «Террор 1793 года» ведет к ГУЛАГу, во многом завершила свой путь: «психологизированные» биографии, возводящие безумие Пол Пота к Робеспьеру, ставят точку в этой антиисторической затее в контексте, когда политические вызовы снова препятствуют победе здравомыслия.

Празднование двухсотлетия Революции в 1989 году отмечено теми же линиями раздела, когда каждое течение вольно самостоятельно судить о Робеспьере. Опросы однозначно показывают, что память о нем, если не говорить о небольшом и неуклонно увядающем коммунистическом электорате, который сам расколот по этому вопросу, отягощена откровенно негативными образами. Тем не менее Мишель Вовель, очередной президент Общества робеспьеристских исследований, директор Института истории Французской революции и один из главных участников празднования двухсотлетия, намерен продолжать дело Матьеза и преумножать его наследие. Накануне двухсотлетия он оживляет дебаты в том месте, где из них вышли Жорес, Матьез и Собуль, и дает ответ на вопрос: «Почему мы остаемся робеспьеристами?» Здесь действительно существует преемственность с проектами 1907 года, сочетание прямой ангажированности и историчности, для которого отстаивать Робеспьера – значит приближать будущую широкую социальную демократию, вдохновляемую социальными инициативами II года. Здесь играет роль знание как текстов, так и контекста: об этом свидетельствует широкий интерес к вышедшему в 1989 году сборнику текстов с подробной биографической справкой Клода Мазорика. В начале 1990-х годов и еще долго после этого сохраняется потребность в биографии Робеспьера, если не окончательной, то по крайней мере полной; обобщающая картина персонажа остается скорее негативной, о чем свидетельствуют заголовки в массовых журналах об истории: «Робеспьер, портрет тирана» [4] или свежий «Робеспьер, законник-психопат» [5].

В обстановке враждебности выходят два новых труда, где полемика не избегается, но обходится: в них предложен более честный и реалистичный вариант Робеспьера, его личности и политической деятельности. После полувека контрреволюционного давления оба они, на английском и французском языке, служат выразительными признаками нового подхода к этой теме. Питер Макфи, специалист по социальной истории Франции XIX века и Французской революции, рисует в своей книге «Робеспьер. Революционная жизнь» (2012) портрет «Неподкупного», сформированного детством, обучением и социальным окружением; биограф, в отличие от предшественников, старается осветить годы его становления (треть глав посвящена 1758–1788 годам). Мы видим пылкого (молодого) человека, верного почерпнутым у матери, а потом у сестры, тетушек и бабушек ценностям и следующего иерархическим общественным отношениям его времени и его провинции, как позже – собственной политической позиции, обусловленной его талантом, умом и непосредственным влиянием Революции. Сесиль Оближи предлагает в своей книге «Робеспьер. Возмутительное прямодушие» (2012) биографию более классического свойства, где в главе «Робеспьер до Робеспьера» рассказывается о влиянии на молодого депутата Генеральных штатов событий 1789 года. На следующих страницах автор берется, слушая этого депутата, объяснить его самого, его поступки и убеждения. Она чутка к нюансам, ничего не преувеличивает и восстанавливает контекст сказанного Робеспьером, прежде чем оценивать его значение, оригинальность и актуальность. Обе книги должны будут – после двух веков «черных легенд» – вернуть объекту изучения достойное его место в глазах широкой публики, которая, увы, всегда склонна запоминать убийственные броские фразы, а не результаты сложных исторических поисков.

Но вся сложность кроется именно в контексте, в котором изучают Робеспьера: само его имя отсылает к революционному процессу, раскалывающему общество, чьи проблемы – с которыми он вынужденно сталкивался – далеко еще не разрешены (нужда, социальное неравенство, ценности нового общества…) и сами требуют решений, неизбежно вызывающих ожесточенные споры (ограничение частной собственности и т. д.). Поэтому имя Робеспьера еще долго будет навевать образ иной, еще неведомой Франции.

Хронологическая таблица

Примечания

1. Адвокат. Между судом и общественным пространством

1. По статье Lemay E. H. La composition de l’Assemblée nationale constituante: les hommes de la continuité // Revue d’histoire moderne et contemporaine. 1977. P. 345, 352, на 648 депутатов от третьего сословия приходился 151 адвокат и 108 адвокатов-чиновников.

2. Tackett T. Par la volonté du peuple. Comment les députés de 1789 sont devenus révolutionnaires. Paris: Albin Michel, 1997. P. 45–46.

3. Цит. по Lesueur É. OC–II-23.

4. OC, II-24–25.

5. Об этих академических конкурсах, в том числе на темы борьбы с преступностью и наказаний, см. Lüsebrink H.-J. Les représentations sociales de la criminalité en France au XVIIIe siècle (thèse EHESS, dir. Daniel Roche, dactylographiée), 1983, особенно Р. 199–204 и 249–251. Об участии в конкурсах см. Caradonna J. L. Prendre part au siècle des Lumières. Le concours académique et la culture intellectuelle au XVIIIe siècle // Annales. Histoire, Sciences sociales. 2009. 3. P. 633–662.

6. OC, III-2, Р. 7.

7. Семь меморандумов и одна консультация Робеспьера приведены в Œuvres complètes (т. II и XI), еще шесть скоро будут изданы в том же собрании сочинений.

8. Maza S. Vies privées, affaires publiques. Les causes célèbres de la France prérévolutionnaire. Paris: Fayard, 1997; Bell D. A. Lawyers and Citizens. The Making of a Political Elite in Old Regime France. New York & Oxford: Oxford University Press, 1994. P. 105–128; Leuwers H. Les avocats défenseurs des Lumières et de la liberté? Problèmes d’analyse autour des factums // Les parlements et les Lumières / Dir. O. Chaline. Pessac: Maisons des sciences de l’homme d’Aquitaine, 2012. P. 211–222.

9. См. разбор Жаком Гийому текстов из IX тома Œuvres complètes Робеспьера: Guilhaumou J. Robespierre et la formation de l’esprit politique au cours des années 1780. Pour une ontologie historique du discours robespierriste // Mots. Les langages du politique. 2009. No. 89. P. 125–137.

10. Robespierre M. Mémoire pour François Deteuf,