Код Марвел: Сын Криптона - Валерий Sagex

Он на миг замолчал, чтобы взглянуть мне в лицо и убедиться, что я внимательно слушаю. Я кивнул, признавая, что готов впитать каждое слово. Абрахам продолжил:

— Сейчас он живёт в Лос-Анджелесе. Старается держаться в тени, как призрак среди небоскрёбов. Работает там частным детективом, расследует истории, в которых фигурируют монстры и сверхъестественные твари. Помогает тем, кого преследуют кровожадные существа… потому что сам знает, каково это — быть монстром.

Абрахам тяжело вздохнул, будто вспоминая что-то из своего прошлого. На миг он прикрыл глаза и провёл рукой по лбу, где залегла складка глубокого раздумья.

— Мы с Блэйдом встретили его в восемьдесят первом… или, может, в восьмидесятом? Не буду врать, память иногда подводит, — он слегка усмехнулся, заметив, как я вскинул бровь. — Тогда в доках Лос-Анджелеса вампиры из клана «Морту» устроили настоящую резню. Джек был там — получеловек, полузверь, рвал им глотки, словно дикий зверь, но при этом…

Абрахам прикрыл глаза, словно заново проживая тот момент, и повысил голос, когда заговорил вновь:

— Он плакал, Брюс. Понимаешь? Плакал! Это зрелище я не забуду никогда. После того, как всё закончилось, он стоял, покрытый кровью и пылью, и сказал: «Я не хотел их убивать. Я не убийца. Но если бы я этого не сделал, они бы убили детей…»

Я почувствовал, как что-то болезненно сжимается в груди. Предположить, что зверь с янтарными глазами может оплакивать собственную ярость, было сложно. А ведь и правда — разве это не признак человечности?

— С тех пор он наш союзник, — продолжал Абрахам. — Не могу сказать, что друг — у таких, как мы с Блэйдом, по-настоящему близких друзей не бывает. Но он надёжен. Когда наступает полнолуние, он сам себя запирает в клетке, чтобы не причинить никому вреда. Хотя, говорят, он научился контролировать зверя внутри, но всё равно до смерти боится сорваться и оборвать чужую невинную жизнь. Такого ужаса не пожелаешь никому.

Абрахам встал со скрипучего стула и медленно прошёлся по комнате. Я смотрел ему вслед и видел, как бесшумной тенью скользит за ним его собственное отражение на стене. Поднявшись к небольшому окну, он выглянул наружу, будто ища что-то в вечерних сумерках. В тишине была слышна только моя напряжённая дрожь дыхания да скрип половиц под ногами Абрахама.

— Знаешь, что в этом всём самое страшное? — сказал он, не оборачиваясь. Казалось, он говорил больше себе, чем мне. — Джек хочет быть героем. Даже когда весь мир видит в нём только чудовище, он не сдаётся, не позволяет проклятой крови решить за него, кем ему быть. Именно поэтому, скажу тебе честно, он больше человек, чем многие люди.

*****

А Диана, выходит, — его дочь. Его первенец, унаследовавший проклятую кровь. Ту самую, что не оставляет шансов на выбор и навязывает путь монстра. Теперь я смотрел на девушку иначе: в моём взгляде сквозили сострадание и грусть. Бедный ребёнок, у которого жизнь в один миг перевернулась с ног на голову, а вместе с тем кончилось и само детство.

— Не смотри на меня с жалостью, — произнесла она, сверкая глазами, будто предостерегая меня. — Я этого не люблю. Судьба решила сделать меня такой, и я приняла зверя в себе.

— Ладно, ладно, — я поднял руки, словно сдаваясь. — Больше никакого сочувствия. Я опять становлюсь сама серьёзность. Просто… я кое-что слышал о твоём отце и немного знаю его историю.

— Ты знаешь папу? — её брови удивлённо приподнялись, глаза расширились от неожиданности.

— Лично — нет, — я покачал головой. — Но среди охотников о нём ходит много разговоров. Говорят, он очень достойный человек, — добавил я с добродушной улыбкой.

— Понятно… Значит, ты охотник, — протянула Диана, и в её голосе послышались смешанные чувства: то ли недоверие, то ли лёгкая насмешка. — И чем же вас кормят, что вы все такие… пугающие? Не зря меня отец предупреждал: «Встретишь охотника — беги, а разбираться будешь потом».

— Думаю, в твоём случае он прав, — усмехнулся я. — Обычно охотники сперва стреляют, а уже потом задают вопросы. Так шансов выжить куда больше.

— А ты тогда почему не «стрелял»? — наигранно прищурившись, поинтересовалась Диана. В её глазах промелькнул лукавый блеск.

— Да я был вполне уверен в себе. Такой щеночек, как ты, — я нарочито провёл рукой в воздухе, показывая рост невысокого пёсика, — не опасен для меня.

Резко нахмурившись, Диана надменно надула губы и отвернулась, всем своим видом показывая, что мои слова её задели. Но обиженность смешалась с лёгкой усмешкой, и я понял, что она не слишком-то сердится — скорее играет роль, пытаясь сохранить гордость.

— Ладно, — сказал я, стараясь вернуть разговор в конструктивное русло. — Вернёмся к главному. Зачем проклятые пришли за тобой? И почему именно двое? Судя по-вчерашнему, пара таких тварей тебе не слишком опасна.

Я прищурился, пытаясь проанализировать случившееся ночью. Диана же задумалась на мгновение, её взгляд сместился на водную гладь озера, точно она искала ответ в отражении.

— Не знаю точной причины. Но я догадываюсь, что дело в личной войне отца, — сказала она тихо и устало, будто ей надоело повторять историю снова и снова. — Когда я впервые узнала о своей природе, я позвонила папе. На следующий день он уже был у меня и забрал меня. Год… целый год он учил меня контролировать зверя, принимать его и жить с ним в гармонии, чтобы я не потеряла себя во время превращения. Но вместе с тем он постоянно куда-то уезжал, сражаясь с невидимым врагом. Иногда возвращался сильно раненый, но никогда не рассказывал подробности. Говорил, что не хочет втягивать меня в эту войну. Даже мечтал, что я смогу жить, как обычная девушка, когда пойму, как держать оборотничество под контролем.

Она сделала короткую паузу, стараясь подобрать слова.

— Но, когда я уезжала от него, он сказал мне: «Если вдруг снова окажешься в опасности и не сможешь со мной связаться, беги как можно дальше и прячься». Значит, он допускал, что враги могут меня отыскать. Хотел меня уберечь. Я всё утро пыталась дозвониться до него, но папа не берёт трубку, — голос Дианы начал срываться, в нём звучала безысходность. — И теперь я не знаю, что делать: оставаться или бежать. Если сбегу — они могут легко выследить меня по запаху и прийти сюда, в лагерь… это может обернуться настоящей трагедией.

От отчаяния она вскочила и начала метаться по маленькому причалу, переходя на крик:

— Я не могу убежать! Я единственная, кто может им