Мадджхима Никая - Сиддхартха Гаутама

«Нет, Учитель».

«Хорошо, монахи. Я тоже не вижу такого обретения, обладание которым было бы постоянным, неизменным, вечным, не подверженным переменам, и было бы таким в течение вечности.

Монахи, было бы хорошо прицепиться к такой доктрине «я», цепляние к которой не приводило бы к возникновению печали, стенания, боли, горя и отчаяния. Но видите ли вы [такое] цепляние к доктрине о «я», которое не приводило бы к возникновению печали, стенания, боли, горя и отчаяния?

«Нет, Учитель».

«Хорошо, монахи. Я тоже не вижу такого цепляния к доктрине о «я», которое не приводило бы к возникновению печали, стенания, боли, горя и отчаяния{126}.

Монахи, было бы хорошо зависеть от такой зависимости-от-воззрения, которая не приводила бы к возникновению печали, стенания, боли, горя и отчаяния. Но видите ли вы такую зависимость-от-воззрения, завися от которой, не возникали бы печаль, стенания, боль, горе и отчаяние?

«Нет, Учитель».

«Хорошо, монахи. Я тоже не вижу такой зависимости-от-воззрения, которая не приводила бы к возникновению печали, стенания, боли, горя и отчаяния.

Монахи, когда есть «я», будет ли [в этом случае мысль] «принадлежит мне»?

«Да, Учитель».

«Или, монахи, когда есть то, что принадлежит «я», будет ли [в этом случае мысль] «моё я»?

«Да, Учитель».

«Монахи, а когда [в действительности] «я» или «то, что принадлежит «я» не может быть постигнуто как истина или реальность, то не является ли тогда позиция для воззрений: «Этот мир — это «я». После смерти я буду постоянным, неизменным, вечным, не подверженным переменам. Я буду пребывать так в течение вечности» — всецело и совершенно глупым учением?»

«Как может быть иначе, Учитель? Вне сомнений, это всецело и совершенно глупое учение».

«Как вы думаете, монахи — форма постоянна или непостоянна?»

«Непостоянна, Учитель».

«А то, что непостоянно — то успокоительно или страдательно?»

«Страдательно, Учитель».

«И подобает ли тогда считать непостоянное, страдательное, изменчивое таковым: «Это моё. Я таков. Это моё «я»?

«Нет, Учитель».

«Как вы думаете, монахи — чувство постоянно или непостоянно?»

«Непостоянно, Учитель»….

«Как вы думаете, монахи — восприятие постоянно или непостоянно?»

«Непостоянно, Учитель»….

«Как вы думаете, монахи — формации постоянны или непостоянны?»

«Непостоянны, Учитель»….

«Как вы думаете, монахи — сознание постоянно или непостоянно?»

«Непостоянно, Учитель».

«А то, что непостоянно — то успокоительно или страдательно?»

«Страдательно, Учитель».

«И подобает ли тогда считать непостоянное, страдательное, изменчивое таковым: «Это моё. Я таков. Это моё «я»?

«Нет, Учитель».

«Поэтому, монахи, любая форма — прошлая, будущая, или настоящая; внутренняя или внешняя; грубая или утончённая; обычная или возвышенная; далёкая или близкая: каждую форму следует видеть в соответствии с действительностью за счёт правильной мудрости так: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».

Любое чувство…

Любое восприятие…

Любые формации…

Любое сознание — прошлое, будущее или настоящее; внутреннее или внешнее; грубое или утончённое; обычное или возвышенное; далёкое и близкое: каждое сознание следует видеть в соответствии с действительностью за счёт правильной мудрости так: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».

Видя это таким образом, обученный ученик Благородных разочаровывается в форме, в чувстве, в восприятии, в формациях, в сознании. Устранив очарованность, он становится бесстрастным. Через бесстрастие он полностью освобождается. С полным освобождением имеет место знание: «Полностью освобождён». Он распознаёт: «Рождение закончено, святая жизнь исполнена, задача выполнена. Нет ничего более для этого мира».

Таков, монахи, тот монах, поперечина которого сброшена, чей ров наполнен, колонна вырвана, засов выдвинут — Благородный с приспущенным знаменем, со сброшенным грузом, неопутанный.

И каким образом монах тот, поперечина которого сброшена? Вот невежество монаха отброшено, его корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён условий для развития, не сможет возникнуть в будущем. Вот каким образом монах является тем, чья поперечина сброшена.

И каким образом монах тот, чей ров наполнен? Вот скитание монаха в поисках рождения, ведущее к будущему становлению, отброшено, его корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён условий для развития, не сможет возникнуть в будущем. Вот каким образом монах является тем, чей ров наполнен.

И каким образом монах тот, чья колонна вырвана? Вот жажда монаха отброшена, её корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён условий для развития, не сможет возникнуть в будущем. Вот каким образом монах является тем, чья колонна вырвана.

И каким образом монах тот, чей засов выдвинут? Вот пять низших оков монаха отброшены, их корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён условий для развития, не сможет возникнуть в будущем. Вот каким образом монах является тем, чей засов выдвинут.

И каким образом монах — Благородный с приспущенным знаменем, со сброшенным грузом, неопутанный? Вот самомнение «я» монаха отброшено, его корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён условий для развития, не сможет возникнуть в будущем. Вот каким образом монах является Благородным с приспущенным знаменем, со сброшенным грузом, неопутанным.

И когда дэвы вместе с Индрой, Брахмами и Паджапати, ищут монаха, чей ум таким образом освободился, они не могут определить, что «сознание Татхагаты опирается на это». И почему? Потому Татхагату нельзя отследить даже здесь и сейчас{127}.

Когда я так говорю и когда я так учу, меня ошибочно, ложно, неправильно, неверно истолковывают некоторые жрецы и отшельники, [которые говорят так]: «Отшельник Готама сбивает с пути. Он провозглашает аннигиляцию, уничтожение, истребление существующего существа». Но я не таков, я не говорю так, поэтому меня ошибочно, ложно, неправильно, неверно истолковывают некоторые жрецы и отшельники, [которые говорят так]: «Отшельник Готама сбивает с пути. Он провозглашает аннигиляцию, уничтожение, истребление существующего существа»{128}.

Как прежде, так и сейчас, монахи, я учу только страданию и прекращению страдания{129}. И если другие будут оскорблять, обижать, надсмехаться, изводить и изнурять Татхагату по этому поводу, он не испытает ни злобы, ни негодования из-за этого. И если другие будут восхвалять, уважать, чтить и почитать Татхагату по этому поводу, то он не испытает ни радости, ни счастья, ни ликования из-за этого. И если другие будут восхвалять, уважать, чтить и почитать Татхагату по этому поводу, он думает так: «Они выказывают мне такое услужение в отношении того, что уже было постигнуто»{130}.

Поэтому, монахи, если другие будут оскорблять, обижать, надсмехаться, изводить и изнурять и вас на этот счёт, вам также не следует испытывать ни злобы, ни чувства обиды из-за этого. И если другие