Рассказы из Парижа - Людмила Маршезан

Надежда, Любовь. По легенде в первом надо умыться, во втором – попить воды, а в третьем – искупаться. Лили подошла совсем близко: чистейшая вода и лед на дне озера отражали солнечный свет так, что вода казалась насыщенно голубой. Мы одновременно нагнулись, чтобы умыться.

– Ключ, смотри, как красивы наши отражения. Особенно твое с новой стрижкой.

– А я думал, ты не заметила.

– Конечно, заметила, но для меня внешность не имеет никакого значения.

– Как не имеет? А что сказал великий писатель: «В мужчине должно быть всё прекрасно: и лицо, и стрижка, и бицепсы». Для меня, например, всё имеет значение: и душа, и её запах, и вкус и даже тембр голоса.

– Ключ, так ты совсем не минималист?

– А ты, Лилиль?

– Я, честно говоря, даже не знаю. Я плохо знаю себя…

– Ты хочешь, я помогу тебе узнать себя?

– Как ты это сделаешь?

– Я сделаю это очень хорошо…

Она смотрела в небо, может быть, ища ответа.

– Ключ, ты чувствуешь, как пахнет небо?

– Конечно, оно пахнет счастьем.

– Я люблю небо. Я люблю, что оно никому не принадлежит, – продолжала Лили.

– А я люблю небо, потому что ему есть куда падать…

Мы продолжали этот опасный разговор со словом «люблю», возбуждая наши нервы до предела. Но никто не смог произнести: «Я тебя люблю…»

Мы возвращались через ту же рощу, насыщенную ароматом желания.

– Ключ, послезавтра я начинаю практику в Долине гейзеров.

– А я начинаю свою работу, но не волнуйся, я тебя буду подвозить к вертолету и встречать каждый день.

– Спасибо, ты милый.

Мне хотелось бы услышать просто «Спасибо, милый». Но значит еще не время.

– Лилиль, всё-таки здорово, что ты будешь на Камчатке всё лето, таким образом, я покажу тебе, как идет на нерест рыба. Садись куда-нибудь, я тебе расскажу. Представь себе, каждая рыба возвращается именно в ту реку, в которой она родилась! Ход начинает чавыча, потом нерка, горбуша и только осенью кижуч. Входит в реки вся эта рыба прекрасно-серебристой, сильной – ей надо преодолеть огромное расстояние, бурное течение, пороги, браконьеров, медведей – с единственной целью – отложить икру, чтобы продолжить свой род. Более слабая рыба цепляется зубами за хвост более сильной, чтобы выполнить любой ценой свой долг. В пути рыбы ничего не едят, под действием гормонов их облик так меняется, что они становятся неузнаваемыми: челюсти сильно развиваются и клювообразно искривляются, у самцов горбуши вырастает горб, снаружи рыбы приобретают «брачный наряд» – ярко-малиновую окраску, а голова становится зеленой. Можно сказать, что рыба отдает своему потомству всё – и после метания икры роковым образом умирает.

– У меня после твоего рассказа мурашки по телу идут.

– Так встань с муравейника, Лили. Ты вся в муравьях.

– Почему ты мне раньше не сказал, теперь муравьи с любопытством лазят везде по мне, – сказала Лили, стараясь стряхнуть муравушек.

Мне вдруг так захотелось стать муравьём, но хватило ума не сказать об этом Лили.

– Ты любишь муравьёв? – опять начала свою игру Лили.

– Люблю, люблю, люблю…

На следующий день Лили появилась, как всегда в своих джинсиках, но… мне с трудом удалось сдержать смех, она выкрасила волосы, очень неудачно, в черный цвет. Получилось что-то вроде зебры. Как же она поедет на свою стажировку? В последнюю секунду решил сделать вид, что ничего не заметил. Реванш! Она села за руль и рванула как бешенная.

– Лилиль, сегодня я хочу показать тебе Авачинский вулкан, а у подножия вулкана находится питомник камчатских ездовых собак «Сибирский клык». Там в юрте попьем чай и потом совершим восхождение.

– Нет, нет, я не хочу, чтобы они испугались.

– Кто, собаки?

– Но там же есть люди. Ты что не обратил внимания, в каком я виде.

Она чуть не плакала.

– Что случилось? Ты что-то нахимичила?

– Мне показалось, что тебе не нравятся блондинки.

– Ты же не блондинка, ты ведь желто-золотая, ты ведь Лилиль и оставайся всегда такой, моя девочка, – опять непроизвольно вырвалось у меня.

– Что же делать?

– Ничего страшного, поедем в парикмахерскую «На край света», ты помнишь тебе понравилось название, и они отмоют твои волосы.

– Да, но мы потеряем много времени, а погода такая великолепная, хочу на вулкан, какой-нибудь тихий и мирный, где никто меня не увидит. Есть такой?

– На Камчатке всё есть. Поедем на Козельский вулкан, он еще называется вулкан-малютка.

При виде красоты природы Лили забыла про свои волосы и начала рассматривать белые трехлепестковые цветы, которые пестрели вокруг.

– Как они называются?

– На Камчатке их называют «кукушкиными тамарками». А в тундре сейчас цветут желтые тюльпаны. Я только собрался ей спеть: «Увезу тебя я в тундру», но вовремя остановился.

– Ключ, а ты пьешь? – вдруг спросила она.

– Да, выпиваю 2 литра воды в день. А ты что, не пьешь?

– Нет, ты же понимаешь, что я спрашиваю серьезно.

– Ну, если серьезно, то никогда не пробовал. Отец запретил с детства, сказал, что нет у меня какого-то фермента. Мы жили какое-то время в поселке, где был сухой закон, но касался он только эвенов и коряков, русское же население, тем более начальство, под этот закон как бы не попадало. Отец возмущался лицемерности, – он говорил – мы, русские, уж как-нибудь, меру знаем – о вас, детях природы, душа болит. Это одна из сторон национальной политики, когда-то спаивали, а теперь вроде бы спохватились. Но сейчас жизнь меняется и не только на деньги, но и водку тоже…

Мы уже спускались, разумеется, зигзагами, стараясь всячески уменьшить уклон. Я торопился, чтобы успеть отвезти Лили к термальным источникам и попытаться отмыть волосы.

Мягкое солнце и зрелище вулканов настроили Лили на какую-то грусть… Не получается у меня смешить. То про рыбу ей рассказывал, а теперь сам ни рыба, ни мясо…

– Ключ, меня очень интересуют обычаи, например, свадебные обряды ительменов.

– Ительмены очень любили своих жён и не могли с ними разлучиться более, чем на сутки. Поэтому, когда уходили на охоту на несколько дней, брали жен с собой. Когда ительмен находил девушку своей мечты, он объявлял родителям невесты о своем намерении жениться. С этой минуты он переселялся к ним и был в услужении целый год, а то и более, показывая свое удальство и проворство, умение работать и услуживать своей невесте. Если он нравился невесте и родителям, он переходил к обряду «хватания невесты». Невеста же была под охраной своих подруг, одета во множество одежд и надо было улучить подходящий момент, чтобы разорвать невестины одежды и схватить её за «интимное» место. В это время все женщины