Помогать нельзя наказывать, терпеть нельзя просить? Бедность и помощь нуждающимся в социокультурном пространстве Англии Нового времени - Юлия Евгеньевна Барлова

– 2,5 пенни на одну порцию чая. Это 3 фунта 16 шиллингов в год, а если пьешь чай дважды в день – тогда 7 фунтов 12 шиллингов. Расходы семьи рабочего из 5 человек на чай, таким образом, составляют 5 шиллингов 8 пенсов в день, в год получается 14 фунтов 15 шиллингов 9 пенсов. Таким образом, половина тех денег, которые покрывают годовую потребность семьи в хлебе, уходит на чай!»[328]

Джонас Хэнуэй посвятил пагубности чая отдельное сочинение – памфлет «Эссе о чае» (1756), в котором, помимо прочего, упрекал состоятельных господ в том, что они позволяют своей прислуге пить чай. В числе прочих аргументов филантроп приводил вредное влияние этого напитка не только на здоровье, но и на внешность слуг: «Ваши горничные, – писал он, – потеряли свой цветущий вид из-за употребления чая». Красной нитью в сочинении проходила идея о том, «потребление чая может довести нацию до нищеты».[329]

Если анализировать аргументативную стратегию противников чая, то неясным остается вопрос, что же считалось наиболее опасным в этом напитке – его дороговизна или его вред? Поскольку вредным напиток назывался лишь для бедных, то, скорее всего, критиковались именно «непроверенные» сорта чая, купленные «из-под полы», в обход поддержки главного монополиста в этой сфере – британской Ост-Индской компании. Но поскольку «настоящий» чай был действительно дорог, то думается, что «на всякий случай», чтобы бедняки даже не задумывались об этом «излишестве в еде», анти-чайная пропаганда распространялась и на весь напиток.

Итак, в XVIII – первой половине XIX вв. лучшие умы Британии пытались изучить образ жизни бедноты и выработать рекомендации по привитию низшим слоям «правильных» моделей поведения в основных сферах повседневной жизни, в том числе в сфере потребления – обустройстве дома, манере одеваться и, в первую очередь, питании.

После реформы законодательства о бедных в 1834 году деятельность энтузиастов, пытавшихся научить бедных экономить, активизировалась. Многочисленные «практикумы» по экономному потреблению проводились в воскресных школах для бедняков, на проповедях в церквях, а также в ходе инспекций и инструктажей, с которыми социальные работники ездили по сельской местности и городским трущобам. Однако на этом пути возникали трудности, разбивавшие идеализм: иногда при посещении семей бедняков с удивлением обнаруживалось, что в доме наличествовал всего лишь один котелок, и что перед началом «мастер-класса» о том, как готовить экономичные похлебки и супы, этот котелок необходимо было очистить от помывочной воды для ребенка, а иногда и «от чего похуже».[330]

Эти обстоятельства все больше убеждали идеологов и практиков социальной помощи в том, что, кроме «неэкономности и расточительности» бедноты, в государстве существовали и иные, в первую очередь социально-экономические, факторы, усугублявшие бедность.

Картофель: изображение в кулинарной книге конца XVII в.

Титульный лист книги Ханны Гласс «Искусство кулинарии: как сделать его простым и доступным?» (1774)

Тем не менее, пословицы «Self help is the best help», «Thrift is a good revenue» (в русской интерпретации – “Помоги себе сам” и “Сэкономил – значит заработал”) и сегодня знакомы каждому современному англичанину, являясь частью ценностной системы «протестантской этики», согласно которой нищета, бедность или, напротив, зажиточность человека во многом зависят от него самого – в первую очередь, от его моральных устоев, привычек и поведения. Эти принципы на протяжении веков оставались верными спутниками английской социальной политики, особенно в те периоды, когда государство переставало справляться с наплывом бедняков и нищих в больших городах, с ростом бедности в сельской местности и с увеличением числа жителей королевства, чьё существование граничило с нищетой, а часто и опускалось за эту грань.

«Голоса бедности»: письма-прошения пауперов О Социальной помощи как историко-культурный феномен

История бедности в Новое время, как справедливо замечено рядом исследователей, по большей части не описывается языком самих бедных. Вплоть до середины XIX в. – периода, когда появились первые автобиографии рабочих, – беднякам редко позволялось «говорить самим за себя», поэтому историки в основном изучают действия бедноты – мятежи, бунты, восстания и т. п. При этом, по большому счету, мы не имеем права утверждать, что понимаем мотивы этих действий, то есть те мысли, чувства, обстоятельства, которые побуждали низшие слои поступать тем или иным образом. История бедности, как это ни парадоксально, изучается по голосам богатых – свидетельствам более обеспеченных социальных слоев, которые начинали задумываться о проблемах бедности и нищеты только тогда, когда эти проблемы обострялись или начинали беспокоить «сильных мира сего».

Вместе с тем, историку доступен не очень известный и даже, пожалуй, уникальный пласт источников XVIII – первой половины XIX вв., которые можно смело назвать «голосами бедности». Это обращения английских пауперов, нуждающихся мужчин и женщин, к приходским попечителям за социальной поддержкой. Они сохранились в виде писем в ряде приходских архивов Англии – в графствах Эссекс, Девон, Корнуолл и нек. др.

Происхождение указанной группы источников следует связывать с особенностями системы социальной помощи, существовавшей в Англии с конца XVI века до 1834 г. и описанной в первой главе книги.

Напомним, в рамках «старого законодательства» каждый английский приход нес ответственность за содержание «своих» бедных, но только за своих. Вместе с тем, многие малообеспеченные люди уезжали из сел в крупные города в поисках заработка и лучшей доли. Применительно к этой категории населения действовали принятые в 1662 и 1697 гг. «Акты об оседлости», которые утвердили своего рода «институт прописки» для пауперов: приход, являющийся для нуждающегося местом его «оседлости», нес за него ответственность в случае возникновения необходимости в социальной помощи. Пауперу выдавался «сертификат оседлости» – своеобразный документ о «прописке», который в случае переезда на другое место жительства гарантировал, что указанный в документе «домашний» приход окажет ему поддержку в виде регулярных либо спорадических выплат, материальной или иной социальной помощи. Для того, чтобы «поменять» прописку, человек должен был арендовать жилье за плату не менее 10 фунтов в год (почти равную сумме годового дохода квалифицированного рабочего), проработать слугой не менее года либо подмастерьем не менее 7 лет.

«Закон о прописке» конкретизировал условия социальной помощи для различных категорий и групп населения. Так, к примеру, устанавливалось, что незаконнорожденные дети получали прописку в том приходе, где родились, вне зависимости от прописки матери либо ее мужа (если она вышла замуж не за отца ребенка). Поэтому незамужние молодые женщины с детьми (в современной терминологии – матери-одиночки) предпочитали жить со своими родителями. Дотация на ребенка шла от того прихода, где он родился, а родители молодой матери присматривали за внуком или внучкой