Дневник русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

Действительно, до тех пор, пока я не получу бумаги, извещающей о моем принятии на курсы, – ничего с уверенностью сказать нельзя: 1) комплект слушательниц ограничен 400, следовательно, число вакансий небольшое; 2) без разрешения родителей туда не принимают. В августе будущего года мне исполняется 21 год, но так как прошение надо подавать заранее, то разрешение родителей для меня обязательно, а мама до сих пор еще не говорит наверное, даст она его или нет. Предчувствую, что тут дело просто, без обмана, не обойдется! Но весна еще не настала, – тогда будет пора для решительных объяснений.

Недавно был у нас дядя[70], и несчастные курсы вновь выступили на сцену. – «Вы желаете учиться?» – спросил он меня своим обычным добродушным тоном. Я молчала, но мама тотчас же рассказала за меня, что я ужасная дочь, и т. п. «Совершенно лишнее дело идти вам на курсы, – авторитетно согласился с ней дядя, – туда идут те, кто без средств, а вам на что?» Этого возражения я не ожидала, но если дядя, как человек коммерческий, переводил разговор на практическую почву, – я решилась взять ему в тон: «С какой же стати мне жить весь век сложа руки? Я хочу трудиться, как и все, а для этого нужно учиться, чтобы знать больше, закончить свое образование». Но дядя стоял на своем: «Если желаешь трудиться, – набери ребятишек и учи их грамоте». – «Да я с удовольствием буду их учить, только дайте мне самой прежде доучиться». – «Замуж надо тебе, вот что, – решил сразу дядя, – жениха хорошего, „умного“ какого-нибудь» («умными» он насмешливо называет людей с высшим образованием). Все мои возражения не привели ни к чему. Но вдруг Валя, до сих пор молчавшая, налетела из своего угла на дядю: «Вот вы против курсов, дядя, а между тем посмотрите, как время идет вперед. Наша бабушка умела читать и писать, а своих дочерей она уже в гимназию отдавала; они не кончили курса, но мы, их дети, уже кончили курс. Следовательно, вполне естественно, что мы хотим идти на курсы, а наши дочери – те должны будут получать беспрепятственно высшее образование. Ведь требования образования идут вперед». Дядя только посмотрел на девочку (как он нас называет) и, должно быть, удивился ее смелости. Так он и уехал от нас, наверно в глубине души сожалея о том, что у нас нет отца, который мог бы нас воспитать как следует, т. е. не дал бы нам возможности забрать подобные опасные идеи в голову и выдал бы нас всех замуж за «хороших» людей.

2 декабря

Что дает мне право на 24 часа в сутки абсолютно свободного времени? Скажут: вполне естественно, сударыня, у вас есть «средства к жизни». Но ведь мужчины, как бы они ни были богаты, живут и все-таки работают, служат, учатся. Почему же нам, девушкам обеспеченным, предоставляется дом, тряпки, женихи, и… больше ничего? Как давно об этом говорят и пишут, как давно спорят о предрассудках общества, но все-таки в этом отношении оно совсем не идет вперед! Некоторые интеллигентные родители, правда, понимают, что девушке можно и нужно учиться и работать, но в нашем кругу зажиточной буржуазии это понятие пока плохо прививается.

По происхождению я – чистая купчиха, ярославско-ростовско-нерехтская, но по званию не принадлежу к этому сословию; но все мои родственные связи в нем, и поэтому я не могу, мне трудно создать для себя связь с так называемой интеллигенцией. – А в нашем купеческом кругу встречаются такие картинки, которые показывают, как мы недалеко еще ушли от времен Островского. Здесь жизнь девушки ограничивается тем, что по окончании гимназии она возвращается домой и в семье должна ожидать замужества. Ей говорят: «Ты богата, у тебя все есть, за тобой столько-то тысяч приданого, тебе дали образование, в свое время выйдешь замуж, а пока – наслаждайся приятной, беззаботной жизнью девицы!» – Так рассуждают все благоразумные родители. Хорошо, если и дочь их не идет дальше этого в своих желаниях; но если она разовьется и захочет учиться дальше, если, наконец, сознавая пустоту своего праздного существования, захочет труда умственного (а не хозяйственного, который обыкновенно предлагают нам, как лекарство от «глупых книжек»), – что тогда? – Тогда столкнутся два начала: старое и молодое. Воля родителей крепка, ее не нарушишь, предрассудки – тоже. И вот – у обеих сторон на душе вовсе не весело, и жизнь, по наружности такая богатая, беззаботная, – в сущности оказывается вовсе не такой приятной, как думают все…

7 декабря

Познакомилась со студентом Э-тейном и впервые рассказала постороннему человеку, на какие курсы хочу я поступить и какие препятствия представляются мне. Я говорила с мужеством отчаяния: мне решительно не к кому обратиться за советом. Какова же была моя радость, когда он отнесся ко мне с полным сочувствием и даже дал адрес знакомой курсистки. Из моих слов Э-тейн ясно видел всю мою беспомощность, и невольно, в ответ на его мысли, которые я угадывала, – рассказала ему, как строго, замкнуто проходит моя жизнь, как трудно мне знать что-нибудь и как относятся мама и мои родные к моему желанию. – «Да это целый роман, – смеясь, сказал он. – Героиня за четырьмя стенами, не знающая действительной жизни». – «Да, героиня без героя», – подтвердила я. Очевидно, ему мало были знакомы нравы купеческого круга, и я увлеклась своим рассказом о наших предрассудках. – «И вы могли вести такую жизнь? Знаете, я бы на вашем месте сбежал, честное слово!» – возмутился студент. – «Но бежать ведь совершенно бесполезно: все бумаги были у мамы, меня все равно не приняли бы на курсы…» – «Ну, вы написали бы письмо какому-нибудь студенту с просьбой избавить вас от такой обстановки». – «Как? что вы говорите? писать студенту? – искренно удивилась я (подобная мысль и в голову не могла мне прийти – до того во мне сильны привитые воспитанием понятия о приличиях). – Да зачем же?» – «Да затем, что он по человечеству должен был бы помочь вам, как всякий благородный человек». – «Но… писать студенту, ведь это неприлично», – возразила я. – «Э, бросьте вы там ваши прилично и неприлично; идти напролом – вот и все! И если вы добьетесь своего – поступите на курсы, – то, так сказать, уже во всеоружии», – заключил Э-тейн. – «Это как же?» – «Очень просто: языки знаете, материально вы обеспечены». – «Ну, нельзя сказать, чтобы вполне», – прервала я, вспомнив свои опасения, что на 700 рублей я едва ли проживу в Петербурге. –