Калиакрия - Владимир Виленович Шигин

к стороне Аккермана, помянутые ж два фрегата „Берислав“ и „Стрела“ отразили от себя сначала из передовых одного корабля, а после оного, долгое время имели весьма храброе и неустрашимое сражение с капитан-пашинским кораблем, который, как уже означено, с помощью корабля „Святого Павла“ сбит с своего места с немалым повреждением. Фрегат „Кинбурн“ также имел действительное и храброе сражение с проходящими от средины линиею мимо его кораблями и, как в поданном от командующего оным флота господина капитана второго ранга Кумани рапорте значит, бросанием от него брандскугелей проходящий мимо его вице-адмиральский корабль двоекратно загорался, но видно в скорости потушен. Во время же присшествия, оной баталией на вверенном мне корабле „Святом Павле“ весьма повреждена форстеньга и бегинь-рея, перебито несколько вант и прочего такелажа, во многих местах расстреляны паруса, в корпусе корабля пробоин сделано весьма мало, убитых нет, тяжело ранен матрос один, легкими ранами два Севастопольского пехотного полку, мушкетер один.

На фрегате „Бериславе“ повреждены ядрами фок-мачта и грот-стеньга, простреляны во многих местах паруса, перебито несколько вант и много такелажа. В корпусе фрегата отменно большим каменным ядром пробило против форштевня борт и весьма разбита первая с носу под палубою бимса и духовая у крюйт-каморы труба и еще сделано малое число пробоин большими ж ядрами. Раненый матрос один. На фрегате „Стреле“ весьма повреждена книпелем в топе бизань-мачта. Расстреляны во многих местах паруса и перебито немалое число такелажа, в корпусе фрегата сделано немалое число пушечных пробоин. Убитых и раненых нет. На фрегате „Кинбурне“ простреляны малым числом паруса и немного перебито такелажа, в корпусе фрегата важных повреждений нет. Раненый Севастопольского пехотного полка мушкетер один».

Противник на приличном расстоянии друг от друга медленно плыли к Крыму. 5 июля Войнович отправил шлюпкой письмо на корабль Ушакова: «Друг мой, Федор Федорович! Предвижу дурные нам обстоятельства. Сегодня ветр туркам благоприятствует, а у нас нет его, фрегаты упали под ветер. Если да приблизится он, то должно нам строить поскорее линию и приготовиться к бою. Если бы фрегаты не были так увалены под ветр, мы достигли бы гавань, но что делать, судьба – наша такая, надобно делать все, что к лучшему. Дай мне свое мнение и обкуражь, как думаешь, дойдем ли до гавани. Прости, друг. Будь здоров, а я навсегда ваш слуга Войнович. P.S. Пошли к фрегатам, чтоб поднимались к ветру, да сам не уходи далеко, о чем да сам знаешь». Помета Ф.Ф. Ушакова: Получено идучи от Козлова в виду Севастополя и неприятельского флота. Отношения командующего со своим младшим флагманом почти идеалистические, но, увы, это ненадолго.

Когда на горизонте показались синие вершины крымских гор, старый Гассан-паша, посчитав свою миссию исполненной, отвернул в море к Румелийским берегам и вскоре скрылся из вида. На большее здесь Эски-Гассану надеяться пока не приходилось, и он поспешил повернуть на Варну, чтобы там перевести дух и починиться.

Из рапорта Войновича Потемкину: «6 числа ветер западный; турецкий флот в прежнем положении, в пять часов утра пошел он под всеми парусами к югу и продолжал то же весь день; ветер был самый тихий, при захождении солнца находились от Херсонеса мыса в расстоянии верстах 18 к северу, турецкий флот отворотил и пошел в море.

7 числа турецкий флот скрылся из виду, пошел к западу, к румелийским берегам, я остался у Херсонеса мыса на реях, а поврежденные четыре фрегата послал в Севастопольскую гавань для скорого исправления подводной части, ибо в фрегате „Бериславе“ нашлось 100-фунтовое каменное ядро, а другие пробиты 30- и 24-фунтовыми».

Когда стало ясно, что турки уходят окончательно, на российских судах началось настоящее ликование. Еще бы, ведь это был первый успех Черноморского корабельного флота. Севастопольцы не только оправдали, доверие светлейшего, отвлекая капудан-пашу от Очакова, но и преподали ему хороший урок. Сражение при Фидониси (именно так назовут впоследствии историки это сражение) впоследствии навсегда войдет в учебники военно-морского искусства. Именно с Фидониси начала свое стремительное восхожденье и флотоводческая звезда Ушакова.

* * *

Пользуясь отсутствием турецкого флота, Екатеринославская армия в первых числах июля окончательно обложила Очаков. На крутых обрывах вокруг крепости воздвигли осадные батареи, которые с равным успехом могли не только обстреливать неприятельскую крепость, но и держать под прицелом прибрежные воды. Возвращаться Гассан-паше было теперь просто некуда. По дороге от крымских берегов, он попытался было вновь приблизиться к Днепровскому лиману, но поняв, что все здесь для него потеряно окончательно повернул к Босфору. С этого момента судьба Очаковы была уже предрешена. Его падение стало лишь вопросом времени.

Удачный дебют Севастопольской эскадры привел Потемкина в полнейший восторг.

– Столь радостный успех немедля надлежит закреплять новым! – провозгласил князь и тотчас велел Войновичу вновь выходить в море.

Поохав, да поахав, граф в море все же вышел, но там никого не нашел. Потемкин медлительностью корабельного начальника был раздосадован:

– Наш Войнович, как мешок худой, что в него не бросаешь, все обратно просыпается! Сумлениями своими, почитай всех уже извел, а первого меня!

А далее начались недоразумения. Началось с того, что Ушаков подал прошение о награждении всех своих наиболее отличившихся офицеров Георгиями, но бумага его осталась без ответа. На этой почве флагмана Севастопольской эскадры поругались. Дело в том, что при представлении к наградам Войнович не сделал различия между кораблями авангарда и кораблями, которые даже не подошли к противнику на пушечный выстрел. Он представил к орденам всех, в том числе и своего флаг-офицера Дмитрия Сенявина, которого и отправил к Потемкину с донесением о победе.

– Что ж это вы, ваше сиятельство, бумажки мои наградные, скомкав, выбрасываете! – накинулся на Войновича, Ушаков, узнавши, что награждения офицеров авангардии не желает именно командующий. – Или это не я с помощниками моими победе Федонисскую Отечеству преподнес?

– А потому выбрасываю, что я тут есть персона наиглавенствующая! – покраснев от злости, не оставался в долгу Войнович. – И сам решаю, чему и как быть!

– Где же та персона была, когда я турка лупил? – не унимался младший флагман. – Ты крестики для офицеров моих вынь да положи, а не то я светлейшему жалобу отпишу!

– Я этого так не оставлю! – кричал контр-адмирал.

– Я тем более! – оставил за собой последнее слово капитан бригадирского ранга.

В тот же день оба написали друг на друга ругательные письма Потемкину. И если старший флагман жаловался на непочтительность и дерзостность младшего, то последний негодовал на обиды себе и своим подчиненным нанесенные.

Ушаков в своем письме начертал: «…Я в награждение безо всякой причины безвинно обруган, и приписано со всем