Пол и секуляризм - Джоан Уоллак Скотт

это особенность дискурса секуляризма, от самых ранних его формулировок и до сегодняшнего дня. В нем есть преемственность и есть изменения. Преемственность связана с центральной ролью, которая отводится половому различию (в другой работе я назвала это «сексуларизмом»), с особым фокусом на месте женщин и с либеральным представлением об индивидуальном выборе и согласии. В этом дискурсе все еще сохраняется христианское измерение. Изменения касаются сущностного содержания этих понятий: от секса ради воспроизводства семьи, расы и нации к сексу как исполнению индивидуального желания, от женщины как приватного, страстного создания к женщине как публичному агенту, осуществлявшему свободный выбор, от акцента на взаимодополняемости полов к «равенству» между ними. Эти идеализированные представления подкрепляются не ссылками на психическую и структурную реальность жизни мужчин и женщин, а противопоставлением все такому же выдуманному чужеродному «другому» — мусульманской женщине Востока. Неизменно лишенная индивидуальной агентности, она рисовалась поначалу как воплощение растрачиваемой впустую сексуальности, а теперь олицетворяет ее неестественное подавление. В изображениях, относящихся к XIX веку, она агрессивна и сексуально неразборчива, теперь же описывается как пассивный инструмент своих отцов и братьев-террористов. Ее якобы ужасающее положение — антитеза всего, что «равенство» означает на Западе, более того, это ужасающее положение, собственно, и служит для определения западного равенства, в котором одни вещи подчеркиваются (право голоса, доступ к образованию, сексуальная свобода выбора), а другие нет (экономическое неравенство, «стеклянный потолок», мизогиния, домашнее насилие).

Несмотря на обширную литературу, в которой эти образы оспаривались как стереотипы, искажающие опыт и агентность мусульманских женщин, а также свободу женщин на христианском секулярном Западе, дискурс секуляризма продолжает предлагать их в доказательство превосходства «нашего» образа жизни. Сила этого дискурса имеет значение из‑за его влияния на политиков и медиа, а также на обычных людей.

Целью этой книги было предложить более нюансированное понимание того, как работает дискурс секуляризма, критику его гипертрофических притязаний и их политических импликаций. Как мне представляется, самое главное — увидеть, как сильно нынешний дискурс инвестировался в контраст с карикатурным «Востоком», а затем спросить себя, как бы мы понимали притязания секуляризма, если бы оторвали их от этого контраста и рассматривали как продукты истории. Что бы мы увидели из того, что сейчас скрыто? Какие бы трудности и непримиримости стали бы нам очевидны?

Во-первых, мы бы увидели, что секуляризм — не неизменный набор принципов, а полемический термин, по-разному применяемый в разных контекстах. Второе, гендер бы понимался как настойчивая, но в конечном счете тщетная попытка разрешить давнюю загадку полового различия. Его связь с политикой в качестве предпочтительного решения того, что Клод Лефор именует неопределенностью представительской формы правления (см. главу 3), тоже прояснилась бы. Мой анализ истории дискурса секуляризма показывает, как политика ссылается на гендер, а гендер закрепляется политикой. Гендер и политика пользовались друг другом, чтобы установить собственную легитимность и навязать свои правила, оправдывая неравенство как естественное явление — неравенство, выходящее за рамки расы, класса, этничности и религии. Распутывание операций этой взаимосвязанности в дискурсе секуляризма было для меня критическим проектом, и не только потому, что он раскрыл то, как требования равенства служили увековечению неравенства. В настаивании на историчности этого дискурса и на неопределенности смысла гендера и демократической политики, на котором он основывается, ставка делается на то, что эти смыслы постоянно и податливо открыты для изменений. Так критика позволяет нам иначе осмыслить отношения прошлого с настоящим и трудности, с которыми мы имеем дело, когда пытаемся построить более справедливое и эгалитарное будущее.

Выходные данные

Джоан Уоллак Скотт

ПОЛ И СЕКУЛЯРИЗМ

Дизайнер серии Д. Черногаев

Редактор М. Нестеренко

Корректоры Е. Плёнкина, И. Крохин

Верстка Д. Макаровский

Адрес издательства:

123104, Москва, Тверской бульвар, 13, стр. 1

тел./факс: (495) 229-91-03

e-mail: real@nlobooks.ru

сайт: [nlobooks.ru]

Присоединяйтесь к нам в социальных сетях:

[Телеграм]

[VK]

[Яндекс. Дзен]

[Youtube]

Новое литературное обозрение

Комментарии

1

О твите Оатс («В стране, где 99,3 % женщин сообщают о том, что их сексуально домогались и насиловали, — в Египте — естественно спросить: а какая там главная религия?») писал в своей колонке Фрэнк Бруни: Bruni F. Tweeting Toward Sacrilege // New York Times online. 2013. July 13.

2

Я благодарна за помощь в прояснении моих мыслей по этому вопросу студентам моего семинара в Университете Беркли осенью 2016 года — Бренту Энгу, Аарону Элдриджу, Басит Икбол, Мохамеду Джараде, Филипу Бальбони — и моему соведущему Майянти Фернандо. Они, может быть, не всегда соглашались с тем, о чем я здесь пишу, но беседы с ними помогли мне всё лучше обдумать.

3

«Из формулировок Локка с полной очевидностью явствует, что взаимные услуги он мыслит в терминах полезного обмена. „Экономическая“ (то есть упорядоченная, мирная и производительная) деятельность становится для него моделью человеческого поведения и ключом к гармоническому сосуществованию. В отличие от теорий иерархической взаимодополнительности, здесь мы оказываемся в области согласия и взаимных услуг — при этом, однако, мы не выходим за пределы наших обычных целей и стремлений; напротив, мы осуществляем их в соответствии с божественным замыслом» (Тейлор Ч. Секулярный век. М., 2017. С. 215). — Примеч. ред.

4

Гендерное равенство попало в фокус внимания в связи с laïcité первый раз в 1987 году, когда в попытке привести французскую практику в соответствие с предусмотренным в Европейской конвенции запретом на дискриминацию по признаку пола Совет решил, что с женскими католическими религиозными орденами следует обращаться так же, как с мужскими.

5

Естественно, бывают исключения, как указывается в исследовании Карлы Малетте, посвященном тому, как филологи из Южной Европы в девятнадцатом столетии пытались доказать арабское происхождение современной цивилизации. Арабы выступали в этом случае как предшественники, а не как «другие» (Mallette K. European Modernity and the Arab Mediterranean: Toward a New Philology and a Counter-Orientalism. Philadelphia, 2010).

6

Расовое различие, которое фокусируется на различиях между белыми и черными женщинами, имеет долгую историю, восходя по меньшей мере к XVI столетию. Дженнифер Морган пишет, что, неважно, в Северной ли Америке или в Африке, «туземные женщины несут на себе огромную символическую нагрузку: писатели от Уолтера Рэйли до Эдварда Лонга использовали их для метафорического обозначения символических границ европейской национальной идентичности и превосходства белой расы» (Morgan J. «Some Could Suckle over Their Shoulder»: Male Travelers, Female Bodies, and the Gendering of Racial