История Финляндии. Время императора Александра II - Михаил Михайлович Бородкин

этот день вышел шведский выпуск «основных законов Великого Княжества Финляндского» Пальмена. — Исключая «Fânrika Ståta» Рунеберга, ни одна новая книга не имела такое огромное число покупателей, как эта. Большинство финляндцев накануне созыва сейма имели крайне смутные понятия о сущности основных законов. «В настоящее время, — писал Снелльман, — число мудрецов, то есть знающих основные законы, велико. Но легко сосчитать, многие ли в марте 1861 г. могли говорить о том, что форма правления 1772 года и акт соединения и безопасности 1789 года являлись основными законами края, — многим ли известно было содержание этих законов. Граф Армфельт, барон Шернваль-Валлен и Л. Гартман отвергали право сейма контролировать финансовое управление края. По мнению Л. Ф. Гартмана, — те определения основных законов, которые давали подобное право, «давно уже отменены и лишены значения юридических норм еще во времена шведского владычества». Барон Лангеншельд (и отчасти Снелльман) находил, что правительство вправе делать государственные займы без обращения к сейму. Профессор Нордстрем горячо оспаривал такое заявление.

Предстояло еще составить церемониал открытия сейма. Выработка его шла канцелярским путем. Когда Государю представили проект «церемониального открытия сейма», Его Величество начертал: «Все, что относится до личного Моего присутствия, должно быть сказано условно и оговорен также порядок, если Меня самого не будет, а назначится другое лицо от Моего имени». (9 — 21 марта 1863 г.). Где говорилось (§ 22) о том, что ландмаршалы и тальманы «обращаются к Его Императорскому Величеству со всеподданнейшей речью», рукой Государя отмечено: «ограничиться краткими приветствиями, которые должны быть предварительно представлены в переводе». Церемониал был составлен применительно к открытию сейма 1778 года, сейма в Борго 1809 года, протокола рыцарства и дворянства, введенного при сейме 1800 года, положения о сейме 1617 года и устава рыцарского дома 6 июня 1626 года. На эти законоположения под §§ проекта церемониала сделаны соответствующие ссылки.

Памятник Портану в Або (1864 г.)

Одновременно с выработкой церемониала возникли запросы и сомнения относительно мундиров финляндского дворянства. Сенаторам разрешено было на торжествах открытия сейма быть не в парадных мундирах, коих у них не оказалось, а в вицмундирах, полукафтанах. Дворянам повелено было быть в мундирах, но красный цвет дворянских русских мундиров, на воротнике и обшлагах, Государь разрешил, по докладу Рокасовского, заменить светло-синим. В июне 1863 года Рокасовский просил дозволить, вместо белых брюк, дворянам носить суконные темно-зеленого цвета. Государь ответил: «Правила, существующие для сего в Империи, должны быть соблюдаемы и в Финляндии». (27 июня — 9 июля 1863 г.).

Но главное внимание во время всех приготовительных действий обращено было, конечно, на проект тронной речи, так как руководители дела отлично понимали, что дальнейшая участь сеймов в значительной мере будет зависеть от царского слова.

«Скоро мы будем иметь случай устно беседовать как о тексте тронной речи, так и о вопросе относительно финского языка», предупреждал Шернваль-Валлен письмом Снелльмана». В июне 1863 года Шернваль-Валлен побывал в Гельсингфорсе, привезя с собой первоначальный набросок речи. Он советовался с Снелльманом об её редактировании. Снелльман добивался того, чтобы в речь были включены обещания о периодичности сеймов, о праве законодательного почина земских чинов, а главное — о расширении прав самообложения, т. е. права определения косвенных налогов и таможенного тарифа. «Нет ничего гибельнее для правительства, — значится в записке Снелльмана, — как притворяться либеральным, а на деле опасаться свободы».

«Был у меня Шернваль-Валлен с наброском к тронной речи, — читаем в воспоминаниях Снелльмана. — Она содержала в себе уже разные концессии, кроме расширения права налогов, которое я желал, чтобы было внесено, периодические сеймы и, как мне думается, право моций».

Снелльман, как он сам признавался, усердно занялся составлением проекта Высочайшей речи, который в общем был одобрен. Понятно, значится в его воспоминаниях, что каждый пункт был проверен в Петербурге и, вероятно, по частям представлен для Высочайшего утверждения. Среди оставшихся после него бумаг, — пишет Т. Рейн (II, 160), — имеется этот проект, довольно близко подходящий к Высочайшей речи. Более крупное различие заключается в добавлении слов: «с Моей стороны не было сделано ничего, что могло бы нарушить согласие, которое должно существовать между Государем и народом». Эти слова, — по уверению Рейна, — были добавлены самим Императором. Другое добавление заключалось в том, что Монарх давал обещание расширить право земских чинов по обложению.

Письма, сохраняющиеся в архиве статс-секретариата (1864, № 30), также указывают, что Снелльман состоял в это время советником графа А. Армфельта как по общему направлению дел, так и по выработке текста тронной речи. Финский текст речи устанавливали совместно Снелльман и профессор Альквист. Проектированная речь, внушал Снелльман графу Армфельту, один из красивейших документов («Det är i sanning ett det vackraste dokument»). «Если, однако, — прибавляет он, — пропадет обещание о праве моций, то он (документ) будет испорчен... Если же останется обещание о периодичности сеймов, то отпадет последний повод криков и шумов». То и другое обещание вошли в речь в весьма определенных выражениях.

Кроме Снелльмана и Армфельта, к участию в составлении проекта тронной речи были привлечены «герой бриллиантовых перьев» князь Горчаков и чиновник министерства иностранных дел из евреев Гамбургер. Судя по делу статс-секретариата, речь вырабатывалась долго, и дважды проект её представлялся Государю. Видимо, что почва осторожно нащупывалась и исследовалась графом Армфельтом, и в конце концов в речи создалось заявление о том, что «принцип конституционной монархии» вошел в нравы финского народа.

31 августа Государь отплыл из Кронштадта и заехал в Выборг, где был встречен громадным стечением народа.

На пристани красовалась арка с надписью: «Приветствуем нашего возлюбленного Повелителя». Бургомистр поднес хлеб-соль и произнес немецкую речь. Губернатором был генерал-майор Индрепиус. Государь посетил православный собор; затем следовал парад. Государь принял приглашение барона Николая и посетил его поместье Монрепо. При приеме разных чинов, один крестьянин выразил по-фински чувства привязанности и преданности Его Величеству за милость Монарха и присовокупил, что финны торжественно объявляют, что все зловредное, наносимое с запада, не поколеблет их чувств любви и долга к своему возлюбленному Монарху.

Из Выборга Государь проследовал в Фридрихсгам, где состоялся парад нейшлотского полка и осмотр кадетского корпуса, который содержался практично, просто и хорошо. На «Штандарте» Он продолжал путь до Гельсингфорса. При отплытии кадеты спели «Боже, Царя храни» и «солдатскую песню».

2 — 14 сентября 1863 года Император прибыл в Гельсингфорс. Его сопровождали министр двора Адлерберг 1, министр иностранных дел князь Горчаков, военный министр Д. Милютин, морской министр Краббе, шеф жандармов князь