Маска или лицо - Майкл Редгрейв

***

Такие люди, как Флаерти [53], со строго ограниченным и ярко выраженным призванием, редки. Еще реже универсальные гении типа Чаплина. Писатель, режиссер, актер работают не только из-за заработка, но главным образом потому, что свое благополучие и счастье они видят в возможности проявить в большей или меньшей степени свое творческое дарование. И всюду они наталкиваются на непреложный, печальный закон, с которым должны считаться даже самые крупные таланты; этот закон гласит: лучшее — враг хорошего. Недавний пример тому — «Изгнанник островов» — картина, разочаровавшая многих, но относительно которой рецензенты со всей честностью заявляли, что, будь она работой неизвестного постановщика, она получила бы самое радушное признание. Вкус зрителей и оценка в значительной степени определяются средой и обстоятельствами. Так, мы совсем иначе отнесемся к фильмам, которые нам покажут на каком-нлбудь фестивале, чем если бы мы посмотрели их в нашем местном кинотеатре. Часто мы даже не представляем себе, какие чисто случайные обстоятельства могут воздействовать на нас, пока мы сидим в зрительном зале. Мы бываем как будто разочарованы, когда нам нравится что-то вопреки высказываниям критики. А иной раз мы испытываем злорадное удовлетворение, когда не соглашаемся с общим признанием. Отчасти наша критическая позиция может быть подсказана и самолюбием: мы гордимся тем. что наша оценка совпадает с мнением знатоков. Но иногда мы становимся слишком навязчивыми в своих суждениях, не считаясь с зыбкостью критерия: «подучилось» или «не получилось». Для одних — «получилось». для других — нет. Если, с вашей точки зрения, картина «получилась», ее недостатки блекнут; если она «не получилась», они выступают со всей резкостью.

Что сказать о предрассудках, которые неотделимы от всякой успешной карьеры? Покажите мне талант, не вызывающий разногласий, и я докажу вам, что это бледненький талант. Как объяснить прием, оказанный ренуаровскому фильму «Болото» (переименованному в «Человека, потерявшего самого себя»), который в течение недели шел в Лондонском павильоне? Обычно утверждают, что все европейские постановщики утрачивают в Голливуде свое дарование и что то же самое случилось и с Ренуаром. Однако «Болото», с точки зрения постановки, ничуть не хуже другой ренуаровской американской картины — «Человек с юга». Правда, содержание последнего более доходчиво, но «Болото» как картина, по-моему, столь же хороша, если даже в некоторых отношениях не лучше. Почему критики фильма, сделанного по роману, часто хвалят фильм, если они не читали романа, и бранят, если они этот роман знают? Вероятно, иногда такое отношение законно. Но не всегда. Писатель и режиссер рассказывают нам одну и ту же историю каждый своими средствами, подобно двум романистам, пишущим на один и тот же сюжет. Примером этого может служить «Отец Браун». И почему также фильм, сделанный из пьесы, должен только на этом основании подвергнуться разносу критики? Разве так уж существенна разница между сюжетом, пригодным для инсценировки в театре, и сюжетом, который можно взять для сценария? Часто такая разница есть, но не всегда. Помню, с каким восторгом был принят публикой маленький французский пустячок — беккеровская картина «Эдуард и Каролина» [54]. В титрах, конечно, нигде не было сказано, что этот фильм — пьеса, да он, насколько мне известно, и не был никогда пьесой. Но можем ли мы поручиться, что автор в какой-то момент хотя бы мысленно не рисовал себе этот сюжет в форме пьесы? Эта очаровательная маленькая картина, как вы помните, написана как полная трехактная пьеса, и ее прелесть в значительной степени заключается в удачно построенном диалоге. Первое действие проходит на чердаке, где живут герой и героиня; второе — в большом доме, где устраивается вечеринка; третье — снова на чердаке. Из внешнего окружения Беккер почти ничего не показывает нам — да оно и не имеет отношения к сюжету вещи, сводящемуся, собственно, к ссоре двух влюбленных. Для развития действия здесь нет ни малейшей надобности в постоянной смене кадров. «Эдуард и Каролина» ничуть не ближе к понятию «чистого кино», чем переделки «Тихого уикэнда» и «Тихой свадьбы»: разве только в «Эдуарде и Каролине» несколько больше единства и фильм сыгран лучше.

***

Возвращаясь теперь к моей основной теме, я хочу остановиться на весьма распространенном и модном в наши дни предрассудке о превосходстве неактера или любителя, работающего под руководством хорошего режиссера, над опытным профессионалом. Если оставить в стороне такие ранние фильмы, как «Кабинет доктора Калигари» [55], «Нибелунги», мультфильмы Диснея, шекспировские фильмы Оливье, почти все современные картины отмечены неуклонно возрастающей тенденцией к реализму. Не удивительно, что наряду с этим возрос интерес и к так называемым «настоящим» людям. Как это понятно и вместе с тем как неверно! Потому что, если не становиться на чисто материалистическую точку зрения, Мадам Бовари для нас куда более реальна, чем любая дама, присутствующая в эту минуту в зале. Если вы до сих пор не знаете Пикквика или Раскольникова, у вас всегда есть возможность узнать о них гораздо больше, чем вы можете узнать обо мне, или я — о вас.

Однажды по окончании съемки целой серии кадров, демонстрирующих одного за другим актеров в сцене лагеря для военнопленных, режиссер задумал сделать несколько дополнительных кадров с участием настоящих солдат, приглашенных кинокомпанией в качестве статистов. «Давайте-ка покажем несколько настоящих лиц!» — воскликнул он. То же, в сущности, рекомендовал в последнем выпуске журнала «Sight and Sound» и критик франко-английского фильма «Червонный валет», восторгавшийся тем, что в этом фильме показаны «настоящие люди», снятые при помощи скрытой кинокамеры прямо на улице. Я готов разделить эти восторги лишь постольку, поскольку лица у статистов обычно получаются ненастоящие, неестественные, как у людей, сознающих, что их фотографируют. Статисты и не могут похвастать большим мастерством, иначе они не были бы просто статистами. Ну а лицо Спенсера Трэйси [56]? Разве оно не настоящее? Оно убедительно, даже когда Трэйси «гримасничает», чтобы вызвать смех; ведь и мы в жизни порой тоже «гримасничаем», желая показать наши чувства или подчеркнуть что-то. Дело вовсе не в том, что лицо Трэйси или мое лицо, к примеру, менее настоящее, чем лицо какого-нибудь почтальона или летчика британских военно-воздушных сил; дело в том, чтобы преодолеть неверие зрителя, который, видя одного и того же актера в различных ролях в течение многих лет, накопил в своей памяти большой запас ассоциаций, многочисленных, сложных, не поддающихся анализу. Но если актер обладает живым воображением, если он хороший актер,