Уильям Гэддис: искусство романа - Стивен Мур

у Маккэндлесса внешность, семейное положение, политические взгляды и манера речи Гэддиса, даже его домашние животные, он ассоциируется с автором не больше Отто, Гиббса или Эйгена. «Нет, — предупреждает Гэддис, — все персонажи в чем-то противоречат жизни их автора», — и иногда даже меняются в ходе написания. В телевизионном интервью Малкольму Брэдбери Гэддис объяснил это на примере Томаса Эйгена:

Я начал описывать его как… так сказать, списывая с себя. Поначалу он приятный тип, которому не повезло, но в дальнейшем становится очень неприятным, а к концу романа — абсолютно отвратительным, абсолютно, потому что так он развивается в романе. Я перестал ассоциировать персонажа с собой и начал рассматривать на дистанции. Но я увидел, что он действительно такой; не просто человек, которому не повезло, но и эта озлобленность действительно превратила его в того… с кем не захочется общаться[16].

Другому, более озлобленному альтер-эго из «Джей Ар», Гэддис дал имя Галл[17].

Большая часть действия «Его забавы» происходит в том же доме в Уэйнскотте на Лонг-Айленде, где Гэддис жил во время написания романа, но у самого автора, не считая пьесы о Гражданской войне в США и разбитых надежд на успех, мало общего с Оскаром Кризом. У Гэддиса куда больше общего с девяностосемилетним судьей Томасом Кризом, — тот озвучивает множество мыслей писателя его любимым вычурным языком. Наиболее автобиографичный персонаж в творчестве Гэддиса — рассказчик «Агонии агапе», но и там достаточно различий, чтобы называть его персонажем, а не автором.

Этот автобиографический импульс также можно встретить у ряда современников Гэддиса. В его автопортретах есть что-то от эгоизма Мейлера, эгоцентризма Керуака, сдержанности Рота и игривости Барта. Но в случае Гэддиса импульс, возможно, связан со смыслом строк Роберта Браунинга, которые он записал в своем номере журнала Conjunctions 1983 года, где вышло интервью с его другом Уильямом Гэссом: «Мое ремесло — не знаю, не уверен / Но что-то в нем да было, несмотря на трюки! / Я правда хочу осветить мой собственный ум»[18].

В 80-е и 90-е репутация Гэддиса в среде критиков росла по мере того, как выходили книги и статьи по его романам, а сами романы печатались на других языках. В 1994-м Гэддис получил свою вторую Национальную книжную премию за «Его забаву», заслужил несколько престижных грантов и наград — например, был заслуженным автором штата Нью-Йорк с 1993-го по 1995-й, — и под конец жизни приобрел особое уважение в Германии после выхода четырех романов на немецком. Болезнь не позволила ему посетить Германию в последний раз, и он провел оставшиеся годы за написанием «Агонии агапе», опубликованной посмертно. Уильям Гэддис умер 16 декабря 1998 года, за две недели до своего семьдесят шестого дня рождения.

ИСТОЧНИКИ ВЛИЯНИЯ

 Характер и охват читательских интересов Гэддиса вызывали необычайно много домыслов, особенно среди рецензентов и критиков, стремившихся установить «источники влияний», чтобы разложить его работы по литературному спектру. Из-за аллюзий, цитат и энциклопедического разброса знаний в романах фраза из рецензии Синтии Озик, гласящая, что «Мистер Гэддис знает почти все»[19] вторила критикам, предполагавшим, что он читал все. Например, Тони Таннер уверенно заявлял: «Очевидно, Гэддис читал Джойса (кто его не читал?)»[20], — но Джойс как раз самый яркий пример автора, не оказавшего влияния на Гэддиса. Точно так же Фредерик Карл отмечает гэддисовскую «обширную начитанность и знание религиозной литературы, церковных отцов и историков, произведений на латыни, церковных теологов, усвоенных настолько, что получается переварить их в пародийных целях»[21], хотя почти все религиозные отсылки в «Распознаваниях» взяты из дюжины довольно распространенных вторичных источников. Делмор Шварц был ближе к истине, когда писал подруге и редактору Гэддиса, Катарине Карвер: «Он больше знает о снотворном, чем о церкви, даже несмотря на все аллюзии»[22]. Это не принижение неоспоримого образования Гэддиса: очевидно, он был необычайно начитан и тщательно изучал источники, и заявления о его энциклопедических знаниях только свидетельствуют о мастерстве автора. Подобно большинству писателей, наиболее открыто Гэддис показал источники вдохновения в первом романе; в «Джей Ар» он уже набил руку, и все «источники» спрятались в огромном механизме произведения. (Вместо этого он сам начал влиять на других, о чем я расскажу в завершающей главе.) В 1980-е он попал под влияние классической юридической литературы, а в 1990-х настолько вдохновился романами Томаса Бернхарда, что смоделировал по ним последний роман, — адаптировав их особенности под свой стиль.

В конечном счете для разговора об отношениях Гэддиса с литературными предшественниками и современниками больше подходит, пожалуй, слово «родство», чем «влияние». «Мне кажется, писатели работают с собственной энергией, исходя из собственных замыслов, — сказал он в интервью 1986 года и даже добавил, — не думаю, что на нас кто-то оказывает влияние»[23]. Тем не менее на навязчивый вопрос о влияниях критики давали так много ошибочных ответов, что представляется необходимым краткий обзор списка чтения Гэддиса[24].

Основной специальностью Гэддиса в Гарварде была английская литература, и он считал программу крепкой и традиционной. Как он сказал Мириам Беркли: «Мы читали Чосера, мы читали Драйдена и так далее, елизаветинскую драму, комедию реставрации — все то, что предлагает хорошее образование в этой сфере. И совсем немного нынешнего. Я имею в виду, это было еще до курсов литературного мастерства, обсуждения современных романов и так далее. Это было более… не могу сказать „классическим образованием“, потому что „классическое“ скорее относится к греческому или латинскому искусству, но это было старомодно, чему я очень рад, я в восторге. Всегда был этим доволен».

В числе прочего он учился у Альберта Герара, посещал лекции Ф. О. Маттиссена о греческой драме и изучал Чосера у Теодора Спенсера. Он читал спенсеровское издание «Героя Стивена» Джойса, но не впечатлился и не брался за остальные работы Джойса. Тем не менее из всех предполагаемых источников влияния Джойса называют чаще всего. Первое же научное эссе по «Распознаваниям» — подробная демонстрация, сколько книга позаимствовала у «Улисса», причем «в таких крошечных деталях», как позже шутил Гэддис, «что я усомнился в своих воспоминаниях о том, что никогда не читал „Улисса“»[25]. И по сей день влияние Джойса предполагают многие, несмотря на несколько опубликованных опровержений самого Гэддиса. В 1975 году он с понятным нетерпением дал следующий выразительный ответ исследовательнице Джойса Грейс Экли:

Я ценю ваш интерес к «Распознаваниям» и должен сказать, что почти дошел до ручки из-за вопросов, что я читал и не читал у Джойса 30 лет назад. Из всего «Улисса» я читал только Молли Блум в конце, и то она циркулировала из-за своей непристойности, а не литературных достоинств; Нет я не читал «На помине Финнеганов», хотя, кажется, оттуда слово «психоаналузер» в «Распознаваниях»; Да я читал кое-что в «Дублинцах», но не помню сколько и запомнил только рассказ «Взаимные дополнения»; Да я читал пьесу «Изгнанники» и счел ее крайне неудачной; Да думаю я читал «Портрет художника», но вроде бы не дочитал и его; Нет я не читал комментарии к работам Джойса и не усваивал детали без чтения оригинала. Я также читали, кажется, гораздо лучше усвоил Элиота, Достоевского, Форстера, Рольфа, Во, зачем продолжать, кто ищет Джойса, тот найдет