Бывший. Цена твоей любви - Марта Макова

наконец взял себя в руки, вернул привычную холодность и прагматизм. Откинулся на спинку кресла и кончиками пальцев оттолкнул от себя папку . – Что мне со всем этим делать? С винодельней твоей, домом в Везле?

– Можешь продать. Там хорошая сумма получается. Плюс всё, что лежит на моих банковских счетах.

– И на что ты жить собираешься? Лиру содержать с моим сыном?

– Найду на что. – пожал я плечами, выражая полную безмятежность. – На работу в нашу семейную фирму выйду. У меня же там сорок процентов акций, ровно как и у тебя. Имею право занять должность одного из директоров. Скажем... финансового.

– Да кто тебя назначит?

– А кто помешает? – ухмыльнулся я. – Не понравиться – уйду. Продам свои акции. Да вон хоть Гарику Аскопяну. Он будет рад.

Имя главного конкурента Бориса, прозвучало раскатом грома. Как кощунство, в стенах этого кабинета – храма мыслей, задумок и работы Бориса. Это был удар ниже пояса. Я понимал, что если поступлю так – наша семья и её бизнес очень быстро покатятся в тартарары. И Борис это понимал.

– Ты не посмеешь! – одарил таким взглядом, что я физически почувствовал, как впиваются и режут кожу лица острые льдинки.

– Посмею. – я уверенно кивнул, и подтверждая свои слова, показал брату экран телефона с принятым от господина Аскопяна сообщением о готовности к переговорам. – Больше тебе скажу. Я уже провёл с ним предварительную беседу. Обсудил возможную цену и сроки.

– Да ты... – ошарашенный Борис вдруг расслабился и засмеялся. – … просто блефуешь!

– Ничуть. Я на полном серьёзе предлагаю тебе сделку. Подумай до завтра, а я пока пойду Лиру встречу.

Эпилог

– Месье Мишель,месье Мишель, вы забыли! – вслед за ворвавшимся в гостиную Мишей вбежала мадам Робер с детской курточкой в руках. – Сегодня прохладно и обещают дождь.

– Мама, Леон сказал, что возьмёт меня с собой! – игнорируя спешащую за ним домработницу, сынок с разбега взобрался на подлокотник кресла, в котором я сидела. – Можно, Молли поедет с нами? Я обещаю, что она не потеряется, правда!

В детских глазах была мольба, за которой пряталась хитринка, и предвкушение приключения. Ещё бы! Виноградники – это прекрасная возможность набегаться на воле с лучшим другом – щенком по кличке Молли, которого мы с Леоном подарили Мише на его шестилетие.

– Конечно, можно. – улыбнулась сыну. – И мячик её резиновый возьми, будете с ней играть. Она любит приносить его.

– Класс! – Мишка обхватил меня за шею и звонко чмокнул в щёку. – Ты не скучай, мам, мы ненадолго.

– Беги уже. – потрепала его по темноволосой макушке. – И куртку не забудь.

– Я люблю тебя. – на короткое мгновение прижался, и в груди привычно защемило от нежности. Мой мальчик никогда не стеснялся проявлять свои чувства. А может, отношение Леона ко мне были для него примером. Поцеловать, обнять, сказать, что любит.

– И я тебя. – на секунду удержала его обнимая.

Миша умчался, а я, опираясь на подлокотник, тяжело поднялась с кресла. Девятый месяц беременности, скоро рожать. Живот стал огромным, словно в нём поселился слонёнок. Нет, скорее жеребёнок, потому что наш с Леоном малыш любил брыкаться и пинать меня в самые неожиданные места. Вот и сейчас упёрся ножкой в рёбра и давил что было силы.

Погладила живот, успокаивая сынка.

– Тсс... Ну что ты так. Больно же.

Скорей бы уже родить. С этим животом так неудобно спать, ходить и даже сидеть.

Подошла к окну. На улице Леон и Миша садились в машину. Дружно подняли головы и одновременно посмотрели на окно, у которого я стояла. Одновременно помахали мне рукой.

Это уже был своего рода наш ритуал. Последние два месяца я не ездила с ними на виноградники. Нагрузка на травмированную ногу дала о себе знать, и я с трудом ковыляла даже по дому. Просто подняться по лестнице на второй этаж стало тяжёлым испытанием, поэтому мы перебрались с Леоном в гостевую спальню на первом.

После родов меня ждала операция. Леон нашёл хорошую клинику в Германии, которая специализировалась на лечении таких травм. Они обещали исправить то, за что не рискнули взяться медики в Подольске.

В доме со мной постоянно была мадам Робер. Она полностью взяла на себя все хлопоты по хозяйству, а ближе к родам, на помощь мне должна прилететь Анна.

Автомобиль с моими мужчинами скрылся за углом, а я обвела взглядом крыши маленьких старинных домов, стоящих на противоположной стороне улицы, яркое апрельское небо и пушистые облака над ними, и счастливо улыбнулась.

Всё так изменилось. Два года назад мы с Леоном вернулись в Везле вместе с Мишей. Я долго не могла поверить в свершившийся факт. Мой сын был со мной.

Ещё, наверное, год просыпалась по ночам в холодном поту, панически колотящимся в груди камнем вместо сердца. Бежала в соседнюю комнату, чтобы убедиться, что Миша спит в ней. Спокойно и безмятежно, прижав к груди плюшевого кота Матроскина.

Очень долго меня не отпускал страх, что Борис снова отберёт у меня сына. Передумает. Что это правда, а не какой-то очередной его дьявольский план, каверза. Но Леон успокаивал: всё хорошо, больше никто не отнимет у меня ребёнка.

Несколько месяцев я пыталась добиться у моего солнечного, тёплого Леона правды – как он сумел убедить Бориса отдать нам Мишу. Муж только посмеивался и обнимал меня, но так и не признался. Тайну мне открыла Анна.

Борис остался единственным полноправным хозяином всего семейного бизнеса.

Леон просто выкупил нас с Мишей за свои сорок процентов акций семейного бизнеса. Отдал их Борису.

Даже за шестьдесят. Ещё двадцать своих Борису отдала Анна. И съехала из имения Росс к Федотычу. В его, тоже немаленький дом на другом конце города. Скромнее, конечно, чем шикарная вилла семьи Росс, но не менее красивый и комфортабельный.

Дворецкий оказался не таким простым человеком. Как выяснилось, у него был небольшой, но доходный бизнес, плюс акции каких-то прибыльных предприятий и компаний, а служение в доме Бориса – просто возможность быть рядом с Анной. После смерти её мужа, отца Леона, Федотыч сразу устроился в семью Росс на работу. К тому времени он был уже в разводе, его семейная жизнь изначально не сложилась.

Долгие годы он добивался своей Анечки, пытался вернуть её,