Суси-нуар 1.Х. Занимательное муракамиЕдение от «Слушай песню ветра» до «Хроник Заводной Птицы» - Дмитрий Викторович Коваленин

не только исчезновение личности, но и то, что с человеком происходит после этого. Задавшись такой целью, он стал сознательно использовать приёмы и спецэффекты, применяемые в фильмах ужасов, кинофантастике и «дешёвом» фэнтэзи о зомби, шизоидах, призраках, медиумах и т. п. – создав, таким образом, новый метод в литературе (атараси́й бунгаќ у-тэ́ки сюхо́:).[146]

Иначе говоря, проза Мураками – это литература визуализованных ощущений. И воспринимать её следует так, как если бы мы смотрели кино.

Пример из «Хроник»: сцена возвращения героя из «чёрной комнаты» в обычный мир по «эту» стенку колодца. Напомним, что герой доведён до состояния крайнего ужаса:

Я потащился за нею во мглу, как на буксире. Раздался скрип: кто-то медленно поворачивал ручку двери. От этого скрипа у меня онемела спина. В миг, когда черноту комнаты вспорол луч света из коридора, мы вклинились в стену. Стена была холодной и вязкой, как огромное желе. Я крепко сжал губы: только бы в рот не попало. И тут до меня дошло. Чёрт меня побери – да ведь я же иду сквозь стену! Прохожу сквозь бетонную стену, чтобы переместиться из пункта А в пункт Б! Но чувствую себя так естественно, будто всю жизнь только этим и занимался…[147]

Эта сцена с «желе» отчётливо напоминает эпизод с биомассой из широко известной комедии ужасов «Охотники за привидениями»[148]. Но, в отличие от голливудских спецэффектов, здесь присутствует… что-то ещё. В тот самый момент, когда он чертыхается. Заметим: здесь не отсутствует то, что обычно есть. Наоборот: присутствует то, чего нет.

До писателя дошло. Чёрт меня побери – да ведь я описываю то, чего не бывает!

Нобору Ватая – вылитый Боб из «Твин Пикса» Дэвида Линча. Этакий Харон с ключами от лодки. Как ни оберегается бедная Кумико, он-таки умудряется её «зарядить». Тем, что ею самой не является. И с тех пор она то и дело путешествует в «мир, похожий на сон». Не понимая, что с ней творится. Лишь потом Окада обнаруживает, что чёртов Харон уже изнасиловал Криту, вынув из её чрева «то, чем она не являлась» – нечто «мокрое и скользкое, похожее на новорождённого ребёнка», очень страшное и омерзительное. И уже «вложил» это в Кумико.

На экране не видно, что это такое. Его не бывает. Но оно есть, пока жив Нобору Ватая.

И мы с вами знаем, что это. Не правда ли.

Ещё пример: все сцены, где Кумико говорит с героем не своим голосом. В «обычной» литературе трудно представить, чтобы муж не узнал голоса жены по телефону, если у него с головой всё в порядке (тот же Кэн Ясухара совершенно искренне требовал, чтобы автор «не держал читателя за идиота»). Однако, настроившись на «чтение кинометодом», мы «проглатываем» эти сцены с таким же аппетитом, с каким «считываем» эпизоды очередного «Экзорсиста», когда актриса, божий одуванчик, вдруг смачно басит с экрана голосом вселившегося в неё Сатаны:

– Фитилёк-то притуши. Коптит…

Вопрос восприятия, как сказал старый Хаксли старине Ясухаре. И подарил ему пачку дивидишек с Чарли Чаплином.

* * *

– Мама, мама, а мы сегодня билетёршу обманули: билеты купили, а в кино не пошли! – радовался мой хитроумный брат в семь лет.

Русскому в Токио трудно судить, по какой причине в американской версии «Хроник» от Третьего тома осталась чуть ли не половина. Ну что ж. Сами себя обделили. Хотя и не только себя: в таком урезанном виде книгу теперь переводят с английского на греческий, итальянский и прочие языки там, где японского пока не выучили.

Жаль. Ведь одно из главных развлечений в луна-парке Заводной Птицы – находясь в Третьем томе (А), разглядывать мир самого романа (а) в глазок перископа подводной лодки (дискета):

А: «Большой роман», 3-й том (дом с повешенными + компьютер Корицы)

а: «Малый роман» – первые 2 тома (пустой дом Окады)

Х: Позиция рассказчика.

Второй том заканчивается. Колодец закопали, а «дом с повешенными» пустили с молотка.

Подводим жирную черту.

Первое, что делает Окада в Третьем томе, – выкупает участок, сносит злосчастный дом и строит на его месте новый.

И весь роман принимает форму… русской матрёшки. Которую, кстати, впервые изготовили в конце XIX столетия, копируя японское «ирэко» – набор шкатулок, вставляемых одна в другую по возрастающей.

До конца Второго тома рассказчик в основном совпадает с героем. Но начиная с Третьего это ему надоедает. «Пора убираться отсюда», – решает он, выходит из себя – и помещает матрёшку поменьше (а) в новую матрёху, побольше (А).

Приём Рязанова-Тарантино: режиссёр фильма вылезает на экран, чтобы продолжить свой ментальный рэп у всех на виду. Делает он это очень просто. Берёт «макинтош», вставляет в него дискету с файлами первых двух томов – и отслеживает, что там происходит дальше, на экране монитора. А заодно и нам даёт почитать. Для пущей отстранённости называя себя заморским именем «Синамон». Или, по-русски, Корица.

В этом фильме он не произносит ни слова. Этакий Великий Немой. У него нет голоса – и, как выяснится позже в «загробном» отеле, нет лица. Как и у всякого порядочного привидения.

Достоинства «персонального перископа» Корица-Мураками использует на полную катушку. Вселившись в героя, он «просверливает в нём дырочку» в виде родимого пятна на щеке – и смотрит оттуда, что происходит снаружи. А все остальные герои живут себе дальше, даже не чувствуя, что за ними следят. Отряд, не заметив подмены бойца, продолжает скакать. По широкой яматовой степи. Да и сам боец, похоже, ничего не подозревает. Корица покупает ему «новые трусы, новую майку и новую обувь» (курсив автора!). И он продолжает говорить с окружающими (и с нами) от своего обычного, старого «я». Как в любом приличном Х-файле, доверчивые налогоплательщики не догадываются, что «в последнее время с нашим Джимми что-то не так». И что теперь, помимо него самого, в нём живёт то, чем он не является.

Охота на себя (The Beast Within)

Включаю недавно телевизор – опять Малдер куда-то свалил, одна Скалли бегает со своим инфернальным бэби наперевес, плюс эта парочка сопливых стажеров помогает ей очередное дело ещё больше запутывать. Жаль – уж очень забавно слушать, как она с политкорректной эротикой в круглых альбионских глазах его «мордой» обзывает[149]. Собрался было выключить – да так и застыл перед экраном с поднятой рукой.

Дежа вю?

Да нет, вроде всё совпадает…

Целые полчаса очередного Х-файла по городу бегал серийный убийца – мясник скотобойни, снимавший с людей