Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова

Безусловно, комментарии к тем событиям в прессе и на телевидении не обошлись без упоминания моего имени. И результат не заставил себя ждать.

Вскоре я была приглашена в Санкт-Петербург на встречи с общественностью. Они прошли в очень дружественной атмосфере. Там же мне посчастливилось встретиться с владыкой Иоанном Ленинградским и Кронштадтским. Мы на протяжении трех часов беседовали с ним о бедах народа, о страшной трагедии, произошедшей в стране. Он был против насилия и неправедности и сказал, что в «семи приходах поет анафему губителям страны, тем, кто выстрелил первым», и горько скорбел о погибших и пострадавших.

А в Александро-Невской лавре, едва мы вошли в храм, на меня обрушилась взбалмошная женщина с проклятиями и обвинениями, истошно вопящая, что именно я пролила кровь 1 мая. Кто это был: провокатор, городская сумасшедшая - я не знаю. Но скорее всего, она жертва промывки мозгов заказными СМИ. Как тут не вспомнить слова замечательного человека и великого ученого Сергея Капицы: «... Если когда-нибудь будет суд над нашей эпохой, то средства массовой информации отнесут к преступным организациям. Ибо то, что некоторые из них делают с общественным сознанием, иначе квалифицировать нельзя».

На очередном массовом мероприятии ко мне подошла пожилая женщина с очень доброжелательной улыбкой и спросила:

- Сажи, вы помните меня? Неужели вы меня не узнаете?

- К сожалению, нет, - ответила я.

- Вы же мне спасли жизнь в первомайской бойне!

...Не хочу, чтобы у читателя возникло впечатление, что я показываю себя здесь чуть ли не Робин Гудом - всех спасаю и везде успеваю. Просто хочется быть честной перед вами, описывая те моменты и факты, которые были наиболее трагическими в новой истории нашей многострадальной страны. Многое из событийного ряда приходится опускать, потому что это слишком тяжело вспоминать. За рамками книги остаются трагические моменты, связанные с моей семьей, со мной лично.

Помню слова одного чиновника: «Вас никто не просил высовываться. Жили бы себе спокойно, мирно, не создавая себе и своим близким проблем. Все так живут!» Хотела я ему задать вопрос: «А что мне делать с моим сердцем, которое не находит покоя в личном благополучии?» Но это было бесполезно. Он бы меня все равно не понял.

УКАЗ № 1400

В сентябре 1993 года Ельцин зачитал трагический Указ № 1400 о роспуске де-юре несуществующего Верховного Совета Российской Федерации. В связи с этим мне срочно позвонили народные депутаты СССР Николай Энгвер и Юрий Голик. Мы немедленно поехали к зданию Верховного Совета РСФСР. Там уже шло заседание. Обстановка была напряженная. Больше половины так называемых депутатов Российской Федерации перешли на сторону Ельцина и поддержали преступный, совершенно безграмотный, нелепый Указ № 1400, распускающий то, чего нет в природе; другие были резко против.

Депутата СССР Энгвера, профессора, доктора физико-математических наук, мы отправили домой, так как ему физически было тяжело с нами находиться: заседание грозило перевалить глубоко за полночь. Я, предчувствуя что-то недоброе, решила в очередной раз спрятать дочь, съездила домой и вернулась обратно.

Еще не был ограничен доступ к Дому Советов, и несколько дней можно было свободно входить в здание и выходить из него. Журналисты и посетители свободно перемещались по этажам, люди начали приезжать из всех уголков страны, включая Сибирь и Дальний Восток, чтобы поддержать депутатов РСФСР. Народ очень активно прибывал, и постепенно вокруг здания образовался палаточный городок. Вскоре Белый дом окольцевали проволокой - спиралью Бруно, запрещенной, кстати, во всем мире. Кто дал приказ на ее использование? За проволокой стоял ОМОН, вооруженный до зубов, а также устрашающие лужковские «броневики» - поливальные машины.

Несколько раз ночью объявлялась тревога, звучало предупреждение о штурме. Всем, кто был внутри здания, раздавали противогазы: появилась информация, что будут пускать какой-то отравляющий газ.

Я обратилась к заместителю председателя Верховного Совета Юрию Воронину:

- Почему не объясняете народу, что происходит? Разве вы не видите, что идет односторонняя информация? Нас всех здесь представляют как преступников! А вы беспомощно молчите. У вас же еще есть силы и средства!

Воронин выслушал меня и развел руками:

- А что можно реально сделать, если нам не дают эфир?

- Так возьмите машины с громкоговорителями, пусть ездят по городу и рассказывают, что происходит.

- Ты знаешь, я об этом как-то не подумал...

- Так надо же действовать!

Но увы, ничего так и не было сделано.

- А где ты находишься, где ночуешь? - позже спросил меня Воронин.

Вопрос не праздный. Все, кто находился в здании, не покидали его и ночевали прямо в кабинетах, на столах и стульях. Кто где.

- Мы впятером находимся в маленьком кабинете, - ответила я Воронину. - Профессор Эдуард Володин, секретарь Союза писателей России Сергей Лыкошин, бывший работник Генеральной прокуратуры СССР Виктор Илюхин, Иван Шашвиашвили и я.

Воронин дал поручение своему помощнику, и нам выделили большой кабинет. Мы сдвинули столы, на них уложили ковры, и мужчины разместились на столах. Эдуард Федорович Володин не умещался на столе, поэтому, укутавшись в пальто, спал под столом. Профессор, доктор наук... А что оставалось делать? За окном стоял октябрь, было холодно, а тепло и электричество в здании были отключены. Не подавалась и вода.

Я смастерила себе кровать, развернув несколько стульев сиденьями к стене. Прежде я и представить себе не могла, что можно настолько привыкнуть к холоду, чтобы не ощущать его. Однако привыкла.

Как привыкла и к голоду. В столовую, пока она еще работала, я не ходила. Мой соратник Алексей Белов из Казахстана все время спрашивал меня: «А вы сегодня ели или нет?» И каждый раз приносил мне откуда-то хлеб, сухари - где что найдет.

Алексей вел себя достойно, мужественно: чего стоит его попытка, предпринятая за несколько дней до расстрела Белого дома, вызвать на защиту Верховного Совета Таманскую и Кантемировскую дивизии. К сожалению, эти дивизии пришли туда, но по приказу министра обороны Российской Федерации Грачева. И пришли не для защиты Дома Советов, а для его расстрела.

В трудной и опасной ситуации люди ведут себя по-разному. Здесь в полной мере проявляются характер человека и такие глубоко скрытые его качества, как мужество или трусость.

Я увидела необыкновенно мужественного, сильного, спокойного профессора Володина Эдуарда Федоровича, интеллигентного и остроумного секретаря Союза писателей России Сергея Артамоновича Лыкошина, невозмутимого Ивана Шашвиашвили. Эти люди вели себя достойно, уверенно, без истерики, без