Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

Через несколько недель после свадьбы Билли и Жозефины Уоррен Бейкер купил билеты на нью-йоркскую сенсацию, «Танцуй со мной» – первый мюзикл с участием только чернокожих артистов. Мюзикл пользовался огромным успехом на Бродвее; критики превозносили его на все лады, нахваливая все – от запоминающихся мелодий песен («Дни, когда я носил бандану» и других) до блестящей игры Флоренс Миллс, изящной и обаятельной солистки с удивительным журчащим колоратурным сопрано.

В «Нью-Йорк Американ» воспевали даже кордебалет, так разительно он контрастировал с привычными заученными механическими движениями «белого» кордебалета – у черных танцовщиц, казалось, «танцевала каждая жилка». Несколько месяцев назад Жозефина мечтала оказаться одной из этих девушек и даже ходила на прослушивания, когда продюсеры собирали состав для бродвейского шоу. Но хотя в большинстве американских городов возраст танцовщиц никого не интересовал, в Нью-Йорке с этим было строго: девушек набирали с шестнадцати лет.

Теперь, сидя рядом с Па Бейкером на шоу, Жозефина мечтала оказаться на сцене рядом с Флоренс Миллс, которую боготворила. Вернувшись домой к Билли и дешевому водевилю в театре «Стэндард», Жозефина не могла представить, как все это время могла довольствоваться жизнью с Бейкерами. Через несколько недель она услышала о втором кастинге в «Танцуй со мной» – набирали гастрольную труппу – и, даже не подумав советоваться с Билли и родными, отправилась на прослушивание.

Жозефина умела сосредотачиваться на будущем. Она успешно прошла прослушивание, про возраст никто не спросил, и в феврале начала играть одну из «счастливых цветочных девушек» и зарабатывать невероятные для себя тридцать долларов в неделю. От волнения она даже не подумала, как повлияет ее отъезд на брак, продлившийся к тому моменту пять месяцев; ей казалось, она просто делает необходимый шаг на пути к успеху.

Она приехала в Нью-Хейвен, где начинался гастрольный тур, и сразу встретила там свою подругу Мод Расселл, певицу и танцовщицу из «Стэндарда». Увидев знакомое лицо, она обрадовалась, но когда Мод назвала ее «Тампи» и протянула руки для нежных объятий, Жозефина ее остановила. «Я больше не Тампи, – заявила она. – Теперь меня зовут Жозефина Бейкер».

Жозефина придавала большое значение именам. В женской больнице Сент-Луиса, где она появилась на свет 3 июня 1906 года, в официальных записях имя ее отца значилось как «Эдв.». Ее происхождение было окутано туманом: мать, Кэрри, так никогда и не сказала, кем был этот «Эдв.». Бывало, она намекала на Эдди Карсона, барабанщика, работавшего в барах Сент-Луиса [91]. Но у Кэрри было много мужчин, и хотя Карсон охотно называл себя отцом Жозефины после того, как та прославилась, другие в этом сомневались. Его кожа была намного темнее, чем у нее, кожа Кэрри – почти черной, и, по слухам, Жозефина унаследовала свой оттенок кофе с молоком от кого-то другого.

В детстве Жозефина стыдилась своего неопределенного происхождения и верила, что в ее «рождении есть что-то унизительное и бесчестное». Но с возрастом она все обернула в свою пользу. Придумывала себе разных отцов – адвоката из Вашингтона, танцора-испанца, еврея-портного, в зависимости от того, кому рассказывала свою историю. Использовала разные фамилии, что вполне соответствовало ее запутанному гражданскому статусу: заполняя бланки, пользовалась девичьей фамилией Кэрри – Макдональд, иногда подписывалась фамилией отчима, Артура Мартина, иногда – фамилией первого мужа Уилли Уэллса. Решив остановиться на фамилии «Бейкер», сделала это потому, что имя «Жозефина Бейкер» казалось ей самым подходящим.

Раз за разом придумывая себе новую личность, Жозефина пыталась избавиться не только от безвестности, но и от ощущения ненужности и связанной с этим обиды, особенно на мать. Кэрри была необычным ребенком – высокая, грациозная, с изящными аристократичными чертами. Она также была умна и первой в семье научилась читать и писать; приемные родители не сомневались, что однажды она вырвется из гетто и начнет лучшую жизнь, устроится работать в один из новых городских универмагов или даже станет школьной учительницей. Но в Кэрри проявилась тяга к авантюрам. Она стала ходить на танцы и водиться с мужчинами, а когда забеременела в двадцать один год, семья пришла в ужас. Хотя о Жозефине заботилась бабушка и бабушкина сестра, она с самого начала была нежеланным ребенком, изгоем, обузой для Кэрри и символом разочарования семьи.

Через год и четыре месяца Кэрри снова забеременела, и ситуация Жозефины не улучшилась. Новый ребенок тоже был незаконнорожденным, но личность его отца была известна – его звали Александр Перкинс, – и у него была такая же темная кожа, как у Кэрри. Жозефина росла и замечала, что ее брата Ричарда в семье любили гораздо больше, чем ее: «У него была черная кожа… его они принимали».

Эта динамика сохранилась и впоследствии. Когда Жозефине было четыре года, Кэрри наконец нашла постоянного мужчину и вышла за него замуж. Артур Мартин был крупным, медлительным и бесхитростным, но отличался порядочностью и с радостью стал отцом двум незаконнорожденным детям Кэрри. Однако у Кэрри была нестабильная психика, и с этим Мартин ничего не мог поделать. В хорошие дни она могла быть ласковой и жизнерадостной и напоминала себя прежнюю – веселую смешливую девчонку, наводившую шум в Сент-Луисе. Она даже проявляла нежность к Жозефине. Но жизнь в гетто была трудна, и хорошие дни выпадали редко. Кэрри часто выходила из себя, злилась на увальня-мужа и шумных детей (она родила еще двоих – Маргарет в декабре 1908 года и Уилли Мэй в июле 1910-го). Искала утешения в бутылке и иногда пропадала на пару дней с каким-нибудь мужчиной, но чаще изливала ярость на детей, кричала на них и отвешивала оплеухи, причем могла вспыхнуть совсем внезапно.

Кэрри считала главным источником своих проблем Жозефину, ведь именно после ее рождения закончилась свобода. Если требовалось найти виноватого и побить, выбор всегда падал на старшую дочь; если в доме надо было что-то сделать, на плечи Жозефины ложилась самая тяжелая работа. С раннего возраста она должна была мыть посуду и присматривать за малышами, а на рассвете они с Артуром ходили на оптовый рынок и подбирали упавшие с лотков овощи и фрукты. Худшее детское воспоминание Жозефины – Рождество, когда Кэрри страшно напилась и сильно избила дочь. От побоев у той остались рубцы и синяки, но хуже всего были произнесенные в гневе слова: Кэрри кричала, что ненавидит дочь и хочет, чтобы та умерла. Жозефине было девять лет.

Позднее она поняла, что Кэрри жила как в ловушке. Мать работала прачкой