Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

В Бразилии, как я обнаружил, до сих пор сохранился практически нетронутым обширный архипелаг некогда богатых городов, возникших благодаря сахару, таких как Кашоэйра, второй по возрасту город в штате Баия. В огромном плантаторском доме на вершине небольшой горы жил главный сахарный барон округа. С этой точки обзора, под прохладным бризом, он мог любоваться видами всего речного города. Сегодня, несмотря на то, что это почти город-призрак, центр Кашоэйры по-прежнему излучает ушедшее богатство. Его сердце, ограненное, как драгоценный камень, состоит из роскошно украшенного собора, зеленых, но пустых приречных парков и множества улиц, затененных от сильной жары своей узостью, булыжники которых были выложены, казалось бы, неограниченными деньгами на сахар более двух столетий назад.

К 1630-м годам на бразильских плантациях трудилось до 60 000 африканских рабов, и их число быстро росло. Африканцы и афробразильцы уже составляли практически всю рабочую силу на сахарных плантациях. Португалия, которая оставалась полуфеодальной и полностью доминировала в американском рабовладельческом бизнесе, отправляла африканцев через Атлантику со скоростью, возможно, 15 000 в год, некоторых для продажи в новые испанские колонии, будь то Карибский бассейн, Мексика или Боливия, где многие играли важную роль в горнодобывающей промышленности или связанных с ней профессиях. Португальский священник, посетивший принадлежавшие иезуитам плантации в Баии в в этом десятилетии, остался под впечатлением от человеческих страданий, которые выпали на долю этих рабов:

Кто видит эти огромные печи , вечно пылающие во мраке ночи; высокое пламя, вырывающееся каждой из них из двух отверстий, через которые вдыхают огонь; эфиопов или циклопов, обливающихся потом, столь же черных, сколь и энергичных, которые поставляют толстый и прочный материал для огня, и вилы, которыми они окружают и разжигают его. ...люди, весь цвет ночи, напряженно работающие и все время стонущие, не имеющие ни минуты ни покоя, ни отдыха; кто увидит, наконец, все путаные и громогласные машины и аппараты этого Вавилона, тот не усомнится, даже если бы у него были Этна и Везувий, что это - подобие ада.

Традиционные истории как Латинской Америки, так и Запада в эпоху раннего модерна склонны подчеркивать важность горнодобывающих бумов в Новом Свете. Самые известные из них - это истории XVI века об испанском серебре, добываемом в Потоси и колониальной Мексике. Ежегодно на борту испанских галеонов, самых больших кораблей того времени, в династию Мин отправлялось серебра на сумму от трех до пяти миллионов песо. Там оно обменивалось на шелк, фарфор, чай и другие товары. * Жесткий европейский спрос на эти товары превратил Китай в "пылесос" для металла. Мин обратились к серебру после инфляционного обесценивания бумажных денег в императорском Китае, где они были широко распространены, по крайней мере, с XI века. Ненасытный спрос на серебро на рынках династии Мин поднял цену на этот металл в два раза выше, чем на Западе, что открыло выгодные возможности для арбитража в огромных масштабах.

Одержимость Испании добычей полезных ископаемых во многом определила ее подход к Новому Свету, что привело к тому, что было названо " высшей стадией феодализма ." Если португальцы отдавали предпочтение торговому и морскому предпринимательству и сравнительно спокойно относились к управлению колониальной экономикой, то Испания стремилась к микроменеджменту своих обширных колоний и жестко контролировала все экономические операции. Если упор делался не на прямую добычу золота и серебра, а на взимание дани с вновь завоеванных народов, которую было " легче отслеживать , чем прибыль от порабощения". Историк Робин Блэкберн убедительно проанализировал эти разные подходы к колониальному управлению:

В отличие от голландцев, англичан и венецианцев , португальские правители не выдавали купцам лицензий на организацию колониального правления. В отличие от испанцев, они не допускали создания больших автономных доменов на своих заморских территориях. Но они не могли запретить колониальным администраторам, священникам и солдатам торговать за свой счет или принимать откупные за незаконное использование своих официальных полномочий. Таким образом, колониальные доходы делали Лиссабон и его короля относительно независимыми от властителей в других частях Португалии, но зависимыми от часто коррумпированных чиновников. Такая монархия могла процветать только при свободном поступлении золота и товаров из колоний.

Справедливости ради следует отметить, что различие с Испанией здесь может быть скорее отражением демографических реалий, чем идеологии. В гораздо меньшей Португалии просто не хватало населения для содержания крупных поселенческих бюрократий. В отличие от нее, ее пиренейский сосед не только мог посылать многочисленных поселенцев, но и регулярно направлял дворян на высшие государственные посты в таких местах, как Новая Испания и Перу, тщательно проверяя их по окончании срока службы. Начиная с 1503 года Испания обязала, чтобы все торговые обмены с Новым Светом осуществлялись через грозное ведомство короны, управлявшее разросшейся испанской империей, - Каса-де-Контратасьон в Севилье. А с 1519 года большой имперский бюрократический аппарат, Совет Индий , еженедельно собирался для обсуждения и регулирования колониальных дел, причем король часто лично присутствовал на заседаниях.

Нет сомнений в том, что огромные доходы, полученные Испанией от торговли серебром в Новом Свете, оказали глубокое влияние на мировую экономическую историю и, как известно, связали Восток и Запад как никогда тесно. Менее широко упоминаемый в отчетах об экономических изменениях в эту эпоху, но также выдающийся с точки зрения нового богатства, которое он породил, был продолжительный бум восемнадцатого века в производстве золота в Бразилии, сосредоточенный в регионе Минас-Жерайс. И это, даже в большей степени, чем серебро Боливии, стало возможным во многом благодаря рабскому труду африканцев. Говоря, что " почти все наше золото " поступает из Португалии, Адам Смит, например, приписывал огромные вливания в европейскую экономику, вызванные бразильским золотым бумом, в качестве топлива для промышленной революции. Однако в большинстве исторических повествований о развитии Запада почти не упоминается тот факт, что урожай сахара в Бразилии, который сам по себе составлял 40 % всех доходов Португалии к концу 1620-х годов, приносил больше дохода, чем любой из этих металлических бумов, серебряный или золотой. Более того, мир плантационного производства сахара, основанного на рабстве, имел гораздо более обширные и глубокие связи с другими производственными секторами экономики как Нового Света, так и Европы, чем чисто добывающая промышленность. Как писал Стюарт Б. Шварц, ведущий историк Латинской Америки:

Следует подчеркнуть ... что, несмотря на то, что в бразильской историографии принято говорить о сахарном цикле, за которым следует золотой цикл, даже в период расцвета золотодобычи доходы от сахара всегда были больше, чем от золота или любого другого товара. В 1760 году, когда общий объем бразильского