Корфу - Владимир Виленович Шигин

– Отныне, – велел он, – обозначать на всех картах Мальту губерниею российской империи!

Британский линейный корабль входит в мальтийскую гавань.

А затем состоялось и посвящение Павла в великие магистры. Утром 29 ноября 1798 года на всем расстоянии, от бывшего дома графа Воронцова на Садовой улице, ставшего «замком мальтийских рыцарей», до Зимнего дворца была поставлена гвардия. В полдень из замка выехала кавалькада придворных карет. По бокам скакали молчаливые кавалергарды. Процессия направилась к Зимнему дворцу. Туда уже съехались придворные, высшие военные и гражданские чины.

Мальтийские кавалеры в черных мантиях и в шляпах со страусиными перьями прошли в большую тронную залу. Там восседали Павел с супругой, рядом стояли члены сената и синода. Впереди рыцарей вышагивал граф Литта. Следом за ним один из кавалеров нес на бархатной подушке золотой венец, а другой – меч с золотой рукояткой – рыцарский «кинжал веры». Склонившись в поклоне, Литта произнес длинную речь о бедствиях ордена и скитающихся по всему свету рыцарях-ионитах. Затем он от имени всего иоаннитского рыцарства всеподданнейше и нижайше попросил императора возложить на себя звание великого магистра ордена Святого Иоанна Иерусалимского. На что князь Александр Безбородко невозмутимо ответил:

– Его Величество согласен исполнить желание мальтийского рыцарства!

После этого князь Куракин и граф Кутайсов накинули на плечи императору черную бархатную мантию, а Литта, преклонив колено, поднес ему корону великого магистра. Павел немедленно водрузил ее на голову. Затем граф подал ему и меч. Принимая регалии новой власти, император даже прослезился. Обнажив меч, он осенил себя, «давая сим знаком присягу в соблюдении орденских статусов». В тот же момент все рыцари выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, как бы угрожая врагам церкви и ордена. Вслед за тем Литта прочитал акт избрания императора великим магистром державного ордена госпитальеров.

«Все это невольно принимало характер театрального маскарада, – писал впоследствии присутствовавший на этой церемонии Ф. Головкин, характеризуя отношение к мальтийским ритуалам со стороны критически настроенной части русской аристократии, – вызывало улыбки и у публики, и у самих действующих лиц, исключая только императора, вполне входившего в свою роль».

Так, к удивлению остолбеневшей России российский император стал великим магистром католического ордена, а Петербург – главным местом проведения орденских ассамблей.

Во время празднеств фаворит императора контр-адмирал Кушелев стал полным адмиралом и одновременно вице-президентом адмиралтейств-коллегии. Таким образом, он узаконил свое и без того фактическое руководство флотом. По поводу состоявшегося события как всегда быстро сочинил очередную оду неутомимый Гавриила Державин, за что получил новенький мальтийский крест на грудь и табакерку с бриллиантами в карман.

Сразу же после церемонии Павел подписал указ о назначении российского коменданта Мальты и учреждением там трехтысячного гарнизона. Увы, ни комендант, ни гарнизон так никогда и не прибудут на место своей дислокации. Вскоре была учреждена и особая гвардия великого магистра в две сотни человек, которые должны были денно и нощно охранять магистра от всех его врагов.

Что касается самого Павла Первого, то он отныне на приемах появлялся в рыцарском плаще, на дверях императорской кареты были намалеваны мальтийские звезды, а храбрецам вместо любимых всей армией Георгиевский крестов стали вдруг выдавать неведомые кресты мальтийские. В довершение всего мальтийский крест повесили и на грудь двухглавому орлу на российском гербе. Потом императора понесло, он начал придумывать мальтийские войска, а на Балтийском флоте особые мальтийские эскадры. В довершение всего в рыцари самого воинственного католического ордена был пожалован православно крещеный турок Кутайсов.

В разговоре с графом Ростопчиным Павел признался:

– Я мечтаю возродить орден Святого Иоанна Иерусалимского, чтобы бороться с революциями и революционными идеями. Кроме этого это поможет получить нашему флоту надежную стоянку в Средиземном море, ведь рано или поздно, но Мальту мы у французов отберем и по праву заберем себе.

– А позволят ли англичане? – неосторожно спросил Ростопчин.

– Пусть только не позволят! Да кто они такие! Я, а не Георг Третий являюсь великим магистром, а, следовательно, и правителем ордена!

– Будем надеяться на лучшее! – вздохнул преданный Ростопчин.

Вскоре Англия, Россия и Неаполь заключили соглашение о Мальте. Три державы договорились о порядке введения их гарнизонов на остров. Было оговорено, что русский гарнизон займет главный город и порт Ла-Валетту и что верховная власть будет принадлежать военному совету. Во главе совета будет стоять представитель русского командования. Соглашение это, однако, так и не было подписано. Пока Мальта была в руках французов, Лондон был согласен на все. Но пройдет совсем немного времени и король Георг с премьер-министром Питтом-младшим напрочь забудут об этих договоренностях. Но пока доверчивый Павел был абсолютно убежден, что Англия согласилась на его планы относительно Мальты, и был этому страшно рад.

Так как русские корпуса к тому времени уже готовились к маршу в Италию, без лишних рассуждений нового магистра сразу признали приорства Франции и Венеции, Неаполя и Капуи, Пизы, Барлеты и Мессины, Португалии, Ломбардии и Германии, Баварии и Богемии. Мир католических орденов оказался расколот надвое. От своего низложенного предшественника Павел потребовал отдать ему правую руку Иоанна Крестителя и другие реликвии. Гомпеш заартачился. Тогда Павел пожаловался своему союзнику императору Францу, чьи полки стояли под Римом. Тот был рад оказать услугу союзнику, которая ему ничего не стоила. Австрийские солдаты отобрали реликвии у плачущего Гомпеша, а самого еще и хорошо приложили прикладами (для памяти). Вскоре радостный император Павел уже встречал орденские святыни в Петербурге. В те дни российскому императору казалось, что он перехитрил всю Европу и его звездный час уже совсем близок…

* * *

Едва наметился союз с Англией, как к канцлеру Безбородко зачастил британский посол Уитворт. Дело в том, что, несмотря на свое господство в море, британский торговый флот нес в войне с Францией огромные потери – до полутысячи судов ежегодно, причем еще и груженных всевозможными товарами. Ущерб доходил уже до миллиона фунтов стерлингов, цифра для тех времен просто фантастическая. Французские каперы всегда славились своей дерзостью и удачливостью, а в погоне за наживой не боялись и самого черта. Конвоирование торговых караванов, как и погони за линейным французским флотом, отнимали у британского флота много сил, и вот теперь Уитворт слезно просил Безбородко посодействовать перед Павлом Первым, чтобы российский флот по-союзнически помог англичанам прикрыть берега метрополии от возможных французских посягательств.

Павел Первый к просьбе англичан отнесся с пониманием. Каждому приятно, когда к тебе первейшая в мире морская держава за помощью обращается в делах именно