Апрельское, или Секрет забытого письма - Елена Андреевна Тюрина

— А на мой вопрос вы так и не ответили. Насчёт вашего видения истории с цыганским ребёнком. Считаете, не нужно было его спасать? Или не стоило потом в этом признаваться? Тогда бы никто не знал, что ваш дядя, Илья Андреевич — не родной сын и вопросов к распределению наследства не возникло бы.

— Я об этом не думал, — хмуро пробурчал Игорь, учуяв в моём вопросе подвох. — А насчёт наследства, всё равно была бы вражда.

— Почему?

— Какая разница, родной или неродной сын? Если уж помогать, то всем детям. И делить наследство поровну. А не так, чтоб одному всё, а другому — шиш.

— Может ваш отец чем-то прогневил деда? — предположила я. — Просто так ведь наследства не лишают.

— Не знаю даже, что вам на это ответить. Я не в курсе. Так что сами видите, со мной говорить не о чем.

— Почему вы здесь живёте? Что это за дом? — я обвела глазами помещение, в котором мы находились.

— От бабки по материнской линии достался.

Значит, я угадала.

— Ну не зря же я к вам такой путь проделала, — пробовала как-то разговорить Игоря, потянуть время и придумать, как повернуть разговор в нужное мне русло — про его вражду с Максимом.

Мне нужно было понять, есть ли у него сейчас к Максу какая-то неприязнь, желание отомстить. И он ли звонил с этими странными то ли угрозами, то ли претензиями.

— Вон там моя бабка уже много лет лежит, — неожиданно сказал мужчина, и, прищурившись, посмотрел в окно, в сторону кладбища. — И отец тоже. А матери я не нужен. Так что никого у меня не осталось.

— Как же? А брат? — я с усилием проглотила стоявший в горле ком.

От этой странной беседы уже становилось нехорошо. Зря я потащилась сюда. Вспомнила, что его отец перед смертью, говорят, сошёл с ума. Вдруг и он сам такой же? А ещё про Илью Андреевича что-то говорил. Тот вроде провалами памяти страдал, а не с ума сошёл. Родственнички как на подбор, один другого краше.

После моего вопроса о брате Игорь очень странно на меня покосился. Недобро, с плохо скрываемой злостью.

— Нет у меня братьев, — ответил, будто плюнул.

Видимо, о Максиме поговорить не удастся.

— Слушайте, зачем вы меня позвали, если не хотите говорить?

— Я вас не звал. Вы сами изъявили желание встретиться.

Во мне самой начинала вскипать злость на него. Бессмысленная поездка, бессмысленный разговор, ни следа Максима или какой-нибудь информации о нём. Похоже, я просто теряла время.

— Расскажите об отце. Каким он был? — попыталась я снова наладить контакт.

— Он в типографии работал линотипистом, — неожиданно смягчился Игорь. — Линотип — это наборная строкоотливная машина. На клавиатуре набирали строки из матриц, и на этой же машине происходила отливка из специального сплава — гарта, разогретого до трёхсот градусов. Умная машина, но трудоёмкая. И вредный сплав. На смену линотипам пришли компьютеры, и отец остался не у дел. Он был очень добрый и безобидный. Одинокий, забытый всеми человек с тяжёлой судьбой. Жизнь с ним обошлась жестоко, но он оставался человеком, несмотря ни на что. Вы думаете, он пил и бомжевал? Нет. Многие предпочитают отшельничество не потому, что не хотят работать и прочее. Нет, они по простоте своей души безвредные и доверчивые. Поэтому просто разочаровываются в людях, которые их обманывали, обижали, и уходят, сделав свой выбор. Отец был аскетом, отшельником, предпочитавшим одиночество. Я с детства помню запах типографии, и он у меня ассоциируется с отцом.

Боясь его разозлить, я не стала напоминать, что жил-то Георгий Андреевич среди людей, и брата не гнушался прилюдно проклинать. С добротой и доверчивостью это никак не вяжется.

— Все мы умрем, — хриплым зловещим шёпотом вдруг ни с того ни с сего проговорил Игорь. — Вот так любишь кого-то. А он вдруг берёт и умирает. И всё. И нет его больше нигде. Зачем тогда все эти чувства, привязанности? Любовь... Зачем она?

Говоря это, он смотрел прямо мне в глаза. У меня от страха кожа покрылась мурашками. Что он хотел сказать этими своими рассуждениями? Намекал на что-то? На Максима? Я больше не могла дышать в этом доме.

— Вы кому-нибудь говорили, что ко мне едете? — будто между прочим поинтересовался Игорь.

Словно мысли мои прочёл. Я ощутила, как страх тугим клубком скрутился внутри, прямо в животе.

— Да, сказала.

— Правильно. А то всякое бывает.

— Извините, я уже пойду, — встала под его близоруким взглядом.

Он остался неподвижен.

— Уходите? Ну, идите.

Странный. Он что, меня не проводит? Я уже почти дошла до двери, когда он тоже поднялся. И тут мой взгляд упал на стол, где среди старых книг, часов и стаканов лежал закрытый ноутбук Максима. Я узнала его по детской наклейке, на которой был изображён щенок Маршал из мультфильма «Щенячий патруль». Макс говорил, что это Лёшка ему так ноутбук украсил.

Надеюсь, Игорь не заметил моего замешательства. Я попыталась попрощаться как можно непринужденнее. Вышла, села в машину, отъехала подальше и позвонила следователю.

— Если вы по поводу Богорада, то опрос соседей ничего не дал, — с готовностью отчитался тот. — Там рядом в одной квартире живёт бабулька, глухая как пенёк, а в другой — семейная пара с младенцем. Он у них орёт сутки напролёт, и они ходят как зомби, ничего вокруг не замечают. Остальные тоже ничего не знают и шума не слышали.

— А звонки вы проверяли? Я же говорила про подозрительные звонки, и даже день и примерное время называла.

— Да, но то был звонок с номера, зарегистрированного на какую-то пожилую женщину. Как выяснилось, телефон она свой потеряла. Или украли. А вообще ему очень много людей звонило. На то, чтоб все проверить, нужно время.

— Вы просили сообщить, если что-то узнаю или вспомню.

— И что же вы узнали? — оживился мужчина.

Я рассказала об Игоре Богораде, семейной вражде и детских обидах. И в завершение — о ноутбуке.

— Ого, мадам, снимаю шляпу! — пошутил он. — Вы всю работу за меня проделали. Адрес ещё раз повторите. Мы выезжаем.

— Я вас тут поблизости подожду.

— Это безопасно?

—