Записки геологоразведчика. Часть 2: Институт - Александр Викторович Виноградов

к причалу Сочи я уже дошёл до грани, но стерпел и выбежал первым по сходням на земную твердь. Надо отметить, что это у меня был за полмесяца второй случай "морской болезни". Третий, и последний в жизни, произошёл в 1962 г. в Саранпауле после 40-минутного перелёта на самолёте АН-2. И больше таких проблем никогда не возникало, хотя иногда в воздухе приходилось проводить по 7-8 часов, да ещё на маленьких самолётах.

Втроём, безусловно, было веселее. Было о чём поговорить. Предпочтение я отдавал брюнетке, и она это принимала как должное. Она явно была ведущей в этой паре. Мне показалось, что эта городская девушка обладает большим интеллектом. Ко мне она тоже относилась хорошо, возникла взаимная симпатия. Перед отъездом обменялись адресами. Я уехал работать в Енисейск, она получила направление в глубинку Архангельской области. Мы переписывались два года. Она меня звала в своё село, а я её ко мне в геологоразведку, но при этом всегда со страхом думал: "Куда же я её зову? Где она будет работать? И выдержит ли городская девушка суровые условия в полевой геологии?" Потом поняли, что на этом начальном этапе работы наши профессии несовместимы, и переписка потихоньку завершилась.

Вскоре закончился срок лечения. Поездом, через трое суток, я приехал в Свердловск. Встретился с ребятами из группы – они недавно вернулись со стажировки. Проходили её в Москве, в Кунцево, где стояли 130-миллиметровые зенитные комплексы. Использовались они, в основном, для производства салютов в праздничные дни. Так что моя стажировка в действующей части оказалась полезней.

Выпускающая кафедра и наша профессия. Отпуск и отъезд на работу

Кафедра "Техники разведки" возникла в 1948 году. Думаю, что одновременно такие же открылись в Московском геологоразведочном, Ленинградском и Днепропетровском горных институтах. К этому времени в стране бурно расширялись геологоразведочные работы по всей территории. По замыслу создателей этой профессии, применяемая техника всё более усложнялась и должна была управляться более подготовленными людьми, чем инженеры-геологи. Вот и появилась мысль готовить инженеров по технике геологоразведочных работ, или, как нас обычно называли, инженеров-буровиков. Однако, проработав почти всю жизнь в этой профессии (или близко связанной с ней), убедился в ошибочности создания подобной отдельной специальности, и вот почему:

1.      Тезис "усложнения техники и технологий колонкового бурения" имеет некоторое основание быть, но не может являться решающим. За первую половину ХХ века ни техника, ни технологии практически не изменились. Только с 60-х г. началось перевооружение отрасли на многоскоростные буровые агрегаты с гидравлической подачей инструмента, а вместо дробового бурения крепких пород, перешли на алмазное. Увеличилась и средняя глубина скважин. Однако эти новинки не обладали такой уж большой сложностью и принципиальным различием по сравнению с прежними, чтобы специально для них готовить инженеров. А другие виды бурения – ударно-канатное, ручное на геолого-поисковых работах, на разведке россыпей, за небольшими исключениями, вообще, не изменились за 100 лет.

2.      На горноразведочных работах также почти ничего не изменилось. Как раньше, так и теперь, стараются применять технику из горной промышленности. А на выработках малого сечения – ручные вороты или лёгкие краны для подъёма породы. А чего не хватает – мастерят умельцы-рационализаторы.

3.      Нам, инженерам-буровикам, очень сложно было вписываться в производственные коллективы экспедиций. И вот почему. На производственных практиках мало кто из студентов самостоятельно стоял за рычагами бурового станка бурильщиком. После окончания института нас, как правило, назначали сразу старшими буровыми мастерами, т. е. через одну ступень. Не пройдя стадию работы бурильщика, очень трудно руководить буровой бригадой по многим причинам. И, как правило, большинство из нас не выдерживали конкуренции со старшими буровыми мастерами-практиками, много лет работавшими на бурении и прошедшими все ступени лестницы. Среди них было и       немало техников-буровиков. Практический опыт в бурении – я неоднократно убедился сам – не может заменить никакой диплом о высшем образовании. Тем более при отсутствии мало-мальски пригодных контрольно-измерительных и регистрирующих эти процессы приборов. Знал классных мастеров-практиков, которые, приложив руку к вращателю станка, хорошо представляли себе характер процессов, происходящих в этот момент на забое скважины. Когда сравнивали инженера с такими зубрами-практиками, сравнение было всегда в пользу вторых. Поэтому у подавляющего большинства специалистов нашего профиля возникали проблемы с карьерным ростом. Ведь если инженер-буровик на самой низкой должности не показал хорошие успехи, то как же двигать его "вверх"? Возникала неудовлетворённость профессией и уход либо в "боковые" должности – технологом, инженером по ТБ и т. д., либо уход из геологии совсем в другие отрасли промышленности. Хотя замысел был в том, чтобы движение было вверх по линии: старший мастер – прораб – технический руководитель партии (экспедиции) и т. д. Проходя практики на местах, мы увидели эту проблему своими глазами, и многие уже тогда решили в геологии не работать. Например, перед нами было пять выпусков, и в такой большой геологической организации, как Уральское управление, имевшем огромные объёмы бурения, техническими руководителями партий и экспедиций работали всего несколько инженеров – остальные либо старшими мастерами, либо ушли из геологии. Из нашего выпуска в сорок пять человек через год осталось работать по направлениям в геологии не более десяти, ещё через год осталась половина остатка. Остальные ушли в НИПИГОРМАШ, на радиозавод, в какие-то закрытые почтовые ящики – все, в основном, конструкторами общего и горного машиностроения. Как оказалось, и предыдущие выпуски тоже, в основной своей массе, избрали другие профессии. Самое интересное ещё и в том, что, несмотря на пройденные нами очень обширные курсы горного дела, геологии и др. нас не брали на работу в другие смежные профессии горного дела – на разработку месторождений, шахтное строительство, нефтяное бурение, геологами и т. д. Все профессии в институте имели приставки: горный инженер – геолог, геофизик, маркшейдер, обогатитель и т. д. Только мы получали чистое звание "горный инженер". Казалось бы, это инженер широкого профиля, но фактически чрезвычайно узкий специалист. А надо ли готовить таких специалистов вообще, если нет чёткой концепции их использования? Да и сами они не работают там, куда их готовят.

Совершенно убеждён, что эту профессию надо совместить с профессией горного инженера-геолога. Так всегда раньше и было – они и руководили всеми процессами в геологии – от походов в маршруты до горноразведочных и буровых работ. Им и сегодня читается хороший курс бурения и горного дела. Тогда у этих инженеров на производстве появляется хорошая возможность обрести специализацию по собственному выбору и вкусу. А поле выбора очень широкое – от поисковой геологии до технического или общего руководства мощными геологическими