Роковая измена - Марина Безрукова

Ивановна сцепила руки еще сильнее, будто собиралась раздавить черную сумочку, попавшую в тиски, а вместе с ней раздавить и свои боль и муку. Через силу, спотыкаясь на каждом слове, она по капле выдавливала из себя редкие слова, которые постепенно складывались в ужасающую картину.

Еще в самом начале июня, когда пушистый, щекочущий ноздри тополиный пух, кружил в воздухе, Вадим отъехал от своего дома. Он совершенно не обратил внимания на серую машину, которая двинулась за ним следом. Было темно, Вадик снова погрузился в свои невеселые мысли о проваленном вчера собеседовании, и ему хотелось только одного — напиться и забыться.

На трассе серая машина вдруг начала вести себя странно. Она то приближалась почти вплотную, то обгоняла Вадима и резко притормаживала перед ним. Несколько раз он грубо выругался и, перестроившись, попытался попросту оторваться от неадекватного водителя. Но и это не удалось. Автомобиль продолжал его преследовать. Когда Вадим уже собирался остановиться, чтобы выяснить, в чем дело, серая машина вдруг ускорилась и грубо его подрезала. Пришлось резко взять вправо, чтобы не задеть фонарный столб, а потом что-то пошло не так, и автомобиль Вадима на всей скорости съехал с дороги и, закувыркавшись, упал в канаву.

— Повредился сильно, — устало шептала Галина Ивановна. — Еле спасли. Я у больницы ночевала. Молилась, к батюшке ездила…

— Что же вы мне не сказали? — тихо спросила Тася.

Свекровь молчала, только раскачивалась вперед-назад, будто продолжала бить поклоны.

— Тасенька…деньги нужны…умоляю! Всё, всё потратили, в долги влезла…Операция еще нужна, а то ходить не будет…Нога у него…нога вдребезги, — завыла она. — Спаси, умоляю! Негде больше…Помоги! Век молиться буду за тебя! Отдам всё до копейки, квартиру продам, а хочешь…хочешь на тебя перепишу! Только спаси сейчас…

Тася потрясенно смотрела мимо. Слова с трудом доходили до ее понимания. Она перевела взгляд на мать Вадима, и та вдруг, упала перед ней на колени и поползла вперед, хватаясь за ноги. С трудом удалось поднять и снова усадить в кресло. Тишину в зале нарушал только отдаленный шум улицы и заунывный, звенящий на одной ноте, вой постаревшей и измученной женщины.

Глава 33

Вместе они вышли на улицу. Уставший свет и не думал покидать город, хотя на часах было уже почти восемь вечера. За день, пока чередовались дождь и солнце, накопилась приятная свежесть, и большие и маленькие жители города не спешили разбегаться по домам.

На детской площадке еще вовсю резвились дети, как обезьянки они карабкались по лестницам и веревкам, спрыгивали со ступенек и весело слетали вниз с металлических блестящих горок. На скамейках расселись уставшие женщины, кто только что с работы, а кто целый день на домохозяйстве. Проезжали и парковались машины, откуда выходили мужчины налегке или вытаскивали из багажника тяжелые большие пакеты с продуктами.

— Знаешь Тасенька, как Вадик пошел? — вдруг сказала Галина Ивановна, сжав ее руку повыше локтя.

Тася остановилась и внимательно посмотрела на свекровь. Женщина стояла, скорбно поджав губы. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, мимо всех, как будто только она видит картину прошлого.

— Я полы мыла, а он сидел, играл на коврике. И вдруг уперся ручонками в пол, поднял кверху попу так смешно, покачался-покачался и встал. Он уже и до этого вставал, сильный был, — с гордостью улыбнулась Галина Ивановна. — Посмотрел на меня, а потом шагнул раз, другой, я так и застыла с тряпкой. А он улыбается, два зубика снизу…Я всё бросила, руки сполоснула, присела и маню его: мол, Вадик, иди, иди к маме…А он стоит и смеется. Сделал потом еще два шажка, да упал, скользко ведь было, пол мокрый, — словно извиняясь перед кем-то, сказала Галина Ивановна. — А я вот запомнила. Так и вижу теперь, как делает шаг, другой…

Тася медленно шла по тротуару, внимательно изучая серый влажный асфальт, вглядывалась в промытые трещинки и неглубокие лужицы, в которых плавали пыльца и мелкий мусор с деревьев.

Галина Ивановна, ссутулившись, брела рядом. Обычно она звонко цокала небольшими каблуками, но сегодня раздавалось лишь унылое шарканье подошв. Обе женщины — молодая и враз постаревшая — молчали. Галина Ивановна выдохлась и растеряла последние силы, а Тася мучительно думала, как такое вообще могло произойти с успешным и всегда удачливым Вадиком.

Всё также молча они дошли до метро и остановились. Галина Ивановна сжала обеими руками сумочку и, не мигая, уставилась Тасе в лицо. Глаза ее слезились, и она поминутно утирала их скомканной салфеткой. Пальцы дрожали, кривились губы, а в глазах светилась такая надежда и мольба, что смотреть в них было совсем невозможно.

Тася не знала, что можно сделать для своего ребенка. Не довелось испытать. Она могла ориентироваться только на книги и фильмы. Смутное представление о материнской жертве гнездилось в глубине сознания и только. Но что-то внутри подсказывало — матери, которая спасает свое дитя, отказать невозможно. Да и как тут можно отказать!

Она всегда по возможности помогала всем. Приютам и больницам, детям и взрослым, собирающим на лекарства и операции, погорельцам и даже бомжам. Не могла не откликнуться — пусть сумма небольшая, но вдруг человек сможет на эти деньги купить уж если не лекарство, то хотя бы что-то вкусное, чтобы жизнь не казалось совсем уж жестокой к нему.

Наверное, поэтому ее потянуло помогать в соцзащите. Своя боль, от которой некуда было деваться, направила позаботиться о других, кому еще хуже. Тасе что? Она здорова, руки-ноги на месте. Разбитая вдребезги душа? С этим можно жить. Просто не разрешать себе утонуть в боли и перестать ею упиваться. Не всегда получалось, но Тася старалась. В ней как будто поселились две сущности, и обе они боролись за сознание своей хозяйки. Тянули одеяло туда-сюда: одна хотела по привычке страдать, вторая кочевряжилась и хотела жить проще, легче, счастливее. Побеждали с переменным успехом.

Сомнений у Таси не было. Корысти тоже. Какая уж тут корысть? Неужели она заберет у родителей Вадима единственное жилье? У него ведь есть еще сестра, которая тоже росла в этой квартире, а сейчас снимает в другом городе, куда уехала по работе мужа. «А бабушка? — мысленно ахнула Тася. — Кто же теперь будет оплачивать ее нахождение в доме ухода?» Боже, сколько бед на них навалилось…

Галина Ивановна терпеливо ждала. Внутри была готова ко всему: никогда не любила она невестку, а жизнь-то вон как обернулась. Теперь готова валяться в коленях, ноги мыть и воду пить, лишь бы помогла. Не знала она, успела ли Тася купить жилье или нет.