Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

шуточную пьесу! Вот как об этом рассказывал Григорович: «Мы между тем, кто лежа на диване, кто расхаживая по комнате, старались, перебивая друг друга, развивать сюжет, придумывать действующих лиц и забавные между ними столкновения. Кавардак вышел порядочный. Но на другой день, после исправлений и окончательной редакции, вышел фарс настолько смешной и складный, что тут же решено было разыграть его между собой… Но этого Тургеневу показалось недостаточно, и он стал уверять, что одного фарса мало будет, необходимо перед тем разыграть что-нибудь классическое; в тот же вечер принес он нам пародию на сцену Эдипа и Антигоны из Озерова. И в фарсе и в Эдипе главные роли представлял Тургенев».

Тургенев держал графиню Марию Толстую в курсе всего происходящего, и она по этому случаю прислала приятелям целый ларец браслетов, колец и диадему, долженствовавшие украшать костюм Антигоны. Из Мценска привезли красок, кистей и несколько стоп бумаги. Григорович принялся клеить и писать декорации; для Эдипа он приготовил из трепаной пакли парик и бороду.

Друзья намеревались потешить этим фарсом только самих себя и двух-трех близких соседей, однако слух о спектакле в Лутовинове быстро распространился по уезду, и со всех концов посыпались письма с просьбой получить приглашение. Тургенев все время страшно суетился; в ответ на протесты со стороны друзей и соавторов он возражал, что отказать просьбам значило бы перессориться со всем уездом, и поминутно повторял известную французскую фразу: «Le vin est tiré, il faut le boire! (Вино откупорено – надо пить (фр.). – П.Р.)».

На представление спектакля, который состоялся в Спасском 26 мая 1855 года, присутствовала в качестве почетного гостя и Мария Николаевна Толстая, которую Тургенев впервые представил своим приятелями. Они уже досыта наслушались восторженных отзывов Тургенева о прекрасной графине и оказались несколько разочарованы, о чем не преминули сообщить влюбленному Тургеневу.

В день спектакля съехалось столько публики, что половина принуждена была слушать стоя. Сцена из Эдипа, несмотря на старания Тургенева, не произвела никакого эффекта, но фарс имел больше успеха. Друзья лезли из кожи вон: Боткин был великолепен в роли ворчливого статского советника, Дружинин в роли желчного литератора, поджегшего дом, но больше всего смеха вызвало появление на сцене и знаменитая фраза самого помещика (Тургенева): «Спасите, спасите, я единственный сын у матери!»

Друзья разъехались, а Тургенев продолжал посещать Покровское, он приезжал, чтобы повидать милую графиню, поговорить о литературе и послушать музыку, ведь Мария Николаевна была прекрасной музыкантшей. Значительно позднее, уже став монахиней, Мария Николаевна так вспоминала их общение: «Да, я была очень дружна с Иваном Сергеевичем. Одно время мы виделись ежедневно. Потом мы долго переписывались, и у меня было много его писем, очень интересных и, по-моему, великолепно написанных». И сокрушенно добавляла: «Они пропали. Один бесцеремонный мои свойственник, посетив мое имение после того, как я переехала в монастырь, поднял стамеской верх письменного стола, в который я их запирала, унес и, говорят, даже напечатал одно или несколько в каком-то журнале. Он, вероятно, приравнял мое монашество к смерти, утвердил себя в праве наследства и распорядился, как захотел…»

В начале июня 1855 года Тургенев начал работу над романом «Рудин» и уже 24 июля радостно доложил об этом в письме Марии Николаевне: «Повесть я кончил – и, если буду жив, привезу ее в пятницу».

Позднее Мария Николаевна пересказала разговор с Тургеневым о главном герое этого романа: «В Рудине я действительно хотел изобразить Бакунина. Только мне не удалось. Рудин вышел вместе и выше, и ниже его. Бакунин был выше по способностям, по таланту, но ниже по характеру. Рудин все-таки хоть погиб на баррикаде, а Бакунин и на это был не способен.

– Но, однако, – возразила я, – сидел же он в австрийской крепости?

– Да ведь он попал случайно. Он был оратор по природе. В Древней Греции он увлекал бы народ своим красноречием. Он не только не был учен, но даже не был особенно образован, и ум у него был какой-то особенный – и глубокий в некоторых отношениях, и односторонний. А между тем его считали чудом учености и чуть не гением. И надувал он, совершенно ненамеренно, таких людей, например, как Занд, Фарнгаген фон Энзе. Он плохо знал языки; по-французски, по-немецки он говорил отвратительно, – между тем он так заговорил Занд, что та долго ничего слышать не хотела, считала его великим человеком и только уж после нескольких лет знакомства разочаровалась в нем. А Фарнгаген говорил об нем: «Er ist ein der begabtesten Menschen des Jahrhunderts» [Это один из самых одаренных людей нашего века (нем.)]. Что же касается до его отношений к деньгам, – совершенно справедливо, что почти не было человека, у которого после четверти часа знакомства он не занял бы денег. Но видите – он брал деньги и забывал, что взял; он совсем их не ценил и не понимал, что другие их ценят. Мы вообще не понимали, зачем и куда он тратит. Не было человека с меньшими потребностями, чем Бакунин. Он мог жить во дворце и на чердаке, и не замечать, где живет; он мог есть великолепный, тончайший обед и питаться черным хлебом и не замечать, что ест. И во всем так. Он брал деньги у одного, отдавал другому и не только не считал себя виноватым, но, я уверен, даже не подозревал, что тут может быть вопрос о вине. Вообще, о его бесчестности говорили те люди, которые узнают, что Бакунин занял и не заплатил, и обрадуются: «Вот Бакунин хуже нас: долгов не платит».

Тургенев не только читал и давал Марии Николаевне на отзыв свои готовые произведения («Постоялый двор», «Переписку», «Рудина»), но делился с ней своими литературными планами. Взаимные чувства их, казалось, все разгорались. Наивная и возвышенная Мария Николаевна как-то с душевным волнением поделились с подругой Е.И. Сытиной: «Знаешь, Катя, я сегодня бросила мой платок вот так, а сама, облокотясь, сидела и видела, как он мой платок взял и поднес к губам».

* * *

Осенью 1855 года Иван Сергеевич едет в Петербург, чтобы представить свой новый роман «Рудин» друзьям-литераторам и редакции «Современника». Первоначальное название романа было «Гениальная натура», но Тургенев рассудил, что это название не вполне соответствует облику Бакунина. Впоследствии под влиянием критических замечаний от друзей-литераторов он несколько раз вносил изменения в описание этого образа, и в результате он стал сильно отличаться от оригинала. Напечатан роман «Рудин» был в январской и февральской книжках «Современника».

Между тем переписка с Полиной Виардо хотя и стала редкой, но Тургенев чувствует